Геологический УАЗик, вволю поколесив по посёлку, остановился возле отдельно-стоящего рубленого дома под шиферной крышей.
– Десантируемся, доблестные сотрудники ЮНЕСКО, – скомандовал Сан Саныч. – И я тоже, пожалуй, вылезу: помогу вам вещички выгрузить, перекурю… Вот они, ваши здешние Пенаты. Любуйтесь.
Дом, сложенный из толстенных гладких брёвен, смотрелся очень солидно.
– Впечатляет, – одобрил Тим. – На века выстроено. Из лиственницы. И всякие ставни-наличники, покрытые искусной резьбой, присутствую. Русская классика, короче говоря.
– Это точно. Да и всё прочее заслуживает уважения. Журавль-колодец. Хлев. Сеновал. Птичник. Крольчатник. Парники. Теплицы. Огород. Сад. Кузница. Мастерская. Погреб. Два гаража. Сарай для дров. Ещё один – непонятного назначения. Банька. Всё в полном порядке. И забор новёхонький. И участок большой, около сорока пяти соток. За домом, в дальнем конце подворья, и с десяток пчелиных ульев имеется. А за забором – грибной лес. Чуть дальше – старица Камчатки с причалом и лодкой.
– По-взрослому всё.
– Ещё бы, – горделиво напыжился Дунаев. – Серёга – мужик ужасно-хозяйственный. В батю покойного пошёл. Давно уже предлагаю ему возглавить хозяйственную службу нашего треста. И оклад более чем приличный. Премии и бонусы всякие. Не хочет. Мол, свобода дороже. Чудак-человек.
– А Серёга – он кто? – уточнил Тим.
– Мужик, понятное дело, – хохотнул Сан Саныч. – Настоящий. Штучный товар. Теперь таких уже не выпускают… Познакомишься. Поговоришь. Глядишь, и споётесь… Всё, Брут, давай свою лапу брутальную… Э-э-э, поосторожней только жми, молодчик здоровенный. Мне ещё рано записываться в инвалиды… Клык, не хворай. Встречаемся послезавтра, в одиннадцать сорок пять, на поселковой площади возле магазина. Пока, ребятушки…
УАЗик, бодро похрюкивая, укатил.
– Бух! Эх! – раздалось со стороны хозяйственных пристроек. – Бух! Эх!
– Пошли знакомиться с хозяином, – Тим забросил за спину рюкзак и подхватил баулы. – Посмотрим, что это за Серёга такой.
– Бух! Эх! Бух! Эх…
Тим, поставив баулы на землю, аккуратно отогнул ветви какого-то неизвестного ему дерева и заглянул за полутораметровый забор.
Возле длинного досчатого сарая чернобородый, плечистый и голый по пояс мужик колол дрова. Умело так колол, со вкусом. Ставил на толстенный кедровый кряж берёзовое полено, высоко заносил над головой тяжёлый топор-колун и, слегка приседая, резко опускал руки вниз.
– Бух! – и полено разлеталось на две половинки.
– Эх! – с полусекундным опозданием выдыхал чернобородый, после чего водружал на кряж очередное полено.
– Здорово, хозяин! – минут через семь-восемь, когда мужик, пристроив топор к горке уже наколотых дров, решил немного передохнуть, поздоровался Тим. – Может, помощь нужна?
– Никак, лёгкий иностранный акцент присутствует? – обернувшись на голос, вопросом на вопрос ответил чернобородый. – Ты, наверное, Брут? Прибыл в Ключи на место инспектора Грина? Наслышан. Мне про тебя Томас все уши прожужжал… А я – Сергей Пугачёв. Он же – «Серёга». Он же – «Пугач»… Подходи к калитке. Сейчас отомкну запор.
С тихим шорохом повернулся ключ в замке, и солидная калитка, оббитая широкими полосами чёрного металла и являвшаяся составной частью крепких двухстворчатых ворот, распахнулась.
– Проходи, Брут, – пригласил Пугач, но тут же насторожился: – Ты, никак, с псом? Тогда погоди немного. Не так всё и просто. Хотя… Чистокровный хаски? Ну-ну… Найда! – обернулся в сторону дома. – Ко мне!
Вскоре рядом с его ногами появилась собака.
«Лайка?», – засомневался Тим. – «Может быть, только какая-то нетипичная. Белая, с редкими бисквитными пятнами. Очень…э-э-э, компактная, ладная, лохматая и «шерстяная». Голова клиновидная и мощная. Угольно-чёрный аккуратный нос. Углы рта слегка загибаются, образуя некое подобие ехидной улыбки. Глаза тёмно-коричневые, глубоко посаженные, широко расставленные, немного раскосые, миндалевидной формы. Хвост пышный, гордо закинутый на спину. А, вот, уши какие-то маленькие и слегка закруглённые на концах…».