Допустимые потери

У нее был хрипловатый, весьма соответствующий внешности голос, и Деймон предположил, что она специально работает над его постановкой либо в театральной студии, либо с учителем пения.

В гостиной отеля «Алгонкин», куда он ее привел, хотя это и не было его излюбленным местом, выяснилось, что догадка оказалась верной.

— Я хотела, чтобы вы пригласили меня в бар потому, — сказала она, отпивая белое вино из бокала, — что мне надо было поговорить с вами о «Яблоке».

Он улыбнулся. Его насмешила ее уверенность в том, что идет беседа профессионалов. Известно, что во всем мире актеры никогда не произносят название пьесы полностью.

— Я не только секретарь, — продолжала мисс Дил, — и работаю у мистера Проктора, когда нахожусь в простое между спектаклями. — Она выпаливала все это короткими быстрыми очередями так, будто слова неукротимо, сами по себе слетали с ее губ.

— Значит, вам уже пришлось побывать на сцене?

— В нескольких пьесах. Не на Бродвее. Если говорить честно, то очень далеко от Бродвея. В летнем театре. В спектаклях Школы драматического искусства. — Судя по ее тону, она относилась к своим сценическим достижениям с изрядной долей иронии. — Обычный тернистый путь актрисы к звездам. Вам не доводилось меня видеть?

— Не думаю, — ответил Деймон. — Даже уверен, что не видел. Если бы вы хоть раз предстали передо мной на сцене, я бы вас непременно запомнил. — Он был слишком галантен для того, чтобы выразиться по-иному.

— Когда-нибудь таким, как я, воздвигнут монумент. С вечным огнем. Памятник неизвестной актрисе. — Мисс Дил рассмеялась, впрочем, без всякой горечи. — Последняя пьеса, в которой я играла, была поставлена в Гринвич-Виллидже и называлась «Мужчина плюс мужчина».

— Я видел ее, — откликнулся Деймон, — но, если честно, ушел через десять минут после начала.

Он хорошо помнил тот вечер. Спектакль примерно столько и прожил. И на его премьере, оказавшейся одновременно закрытием, имели сомнительную честь побывать Деймон и Шейла. Он не стал говорить девушке, почему ушел тогда из театра.

— Ваш выход, видимо, был позже, — закончил он.

— Во втором акте, — пояснила девушка. — Но вы ничего не потеряли. У меня была большая сцена во втором акте. Никаких отзывов в прессе. Все театральные критики ушли в первом антракте. — Она добродушно рассмеялась и добавила: — Так же как мои папа и мама. Я бы и сама убежала, если бы не подписала контракт.

— Я помню тот вечер, — сказал Деймон.

В театр его пригласил продюсер — человек по имени Гилдер. Деймон не был с ним знаком и знал о нем понаслышке. Репутация у Гилдера была скверной: богатый молодой человек из семьи, владевшей рудниками в Колорадо, — он оплатил постановку нескольких спектаклей, завершившихся полным провалом. Однако скверную репутацию он приобрел вовсе не по причине богатства или своей театральной деятельности. В свое время он был арестован за преступное нападение с целью убийства. Это произошло после того, как, познакомившись в баре с каким-то молодым человеком, он привел его к себе домой и там избил до полусмерти. На суде Гилдер утверждал, что парень полез к нему с гомосексуальными домогательствами и он, потеряв контроль над собой, ударил негодяя. Гилдер нанял ловких и очень дорогих адвокатов. Его оправдали, хотя многие участники процесса знали, что он, мягко говоря, имеет не только гомосексуальные наклонности, но и тягу к садизму.

В интервью газетам Гилдер поносил театральных продюсеров Нью-Йорка — всех подряд без всякого разбора — за их трусость, выбор материала и манеру постановки и заявлял, что отныне будет ставить пьесы без партнеров. Спектакль «Мужчина плюс мужчина» стал его первым независимым творением. Пьеса шла не на Бродвее, а в театре неподалеку от жилья Деймона, и поскольку в тот вечер ни Деймону, ни Шейле нечем было себя занять, они в последний момент решили воспользоваться пригласительными билетами скорее из любопытства, поскольку догадывались, что пьеса большого удовольствия им не доставит.

Но и к тому, что начали показывать, они оказались совершенно неготовыми. Пьеса была о гее и его приятелях. И хотя Деймон в духе времени относился к гомосексуалистам нейтрально, частенько приглашая клиентов, слывших голубыми, в свой дом на ужин, то, что он услышал и увидел, вызвало у него отвращение. Похабная речь, издевательская демонстрация голых телес… Это было больше, чем он мог выдержать. В середине первой сцены Деймон поднялся с кресла и сказал Шейле, прекрасно понимая, что делает:

— Пошли отсюда. С меня хватит. Все это — полнейшая мерзость.

Они сидели в первых рядах партера, Деймон говорил громко и внятно. Он зашагал по проходу, а вслед за ним заторопилась Шейла. Прежде чем они достигли дверей, их примеру последовали еще несколько пар; некоторые, обращаясь к сцене, громко выражали негодование. Гилдер находился неподалеку от выхода. Деймон прошел мимо него молча, хотя и узнал по фотографиям в газетах и на театральной афише, где продюсер был запечатлен в поэтическом раздумье.

В тот же вечер пьеса была снята со сцены.