– Хочу напоследок узнать от матери все, что она знала об отце. Может, у меня до сих пор восстановились не все воспоминания о нем. Было бы неплохо их восполнить, прежде чем… прежде чем я навсегда закрою для себя дорогу в прошлое.
– Полезешь в душу к матери? – поинтересовалась Фри.
– Вероятно.
Тут она замялась, словно боялась сказать что-то.
– Что? – поинтересовался я.
– Макс, а какие они – души?
К этому вопросу я оказался не готов, потому застыл. Фри смутилась и стала собирать накопители обратно в коробку.
– Да, прости, не стоило мне спрашивать, это же для тебя больная тема, наверное.
– Вовсе нет, я… я не знаю, как это описать, – чуть успокоившись, ответил я. – Они… Это лучшее, что мне приходится видеть. Души уникальны и невероятны. Они не просто память. У тебя нет души, душой ты и являешься. Всё, кем ты был и кто ты есть сейчас, в один момент времени, в одном и том же месте. Словно все происходит одновременно, и… – Тут у меня захватило дух. – Ты
И тут меня осенило.
– Только что? – спросила она.
– Дай мне руку, – улыбнулся я.
Фри удивленно вскинула брови, но просьбу исполнила. Я обхватил ее ладонь. У Бетельгейзе получилось провернуть то же со мной, почему бы и не повторить.
Все вокруг потемнело, и лишь множество свечей озаряли черноту мягким светом фиолетового пламени. Оно мерно горело, ничто не могло потушить этот вечный огонь. Мне всегда нравилась душа Фри – теплая, успокаивающая, вселяющая веру в будущее. Я порой заглядывался на нее, бродил здесь между свечей. Но теперь я был не один.
Фри в изумлении распахнула глаза и огляделась.
– Это… – еле слышно прошептала она.
– Это ты, – сказал я. – Ты и только ты.
– То есть… эти свечи – только у меня?
– В таком виде – да, – усмехнулся я, с улыбкой осматриваясь по сторонам. – Каждый твой прожитый день, каждое сказанное слово. Мысли, эмоции, поступки, секунды жизни. Бесконечные истории. И все это – ты. Мы все носим в себе кроху Вселенной, и здесь ты рассказываешь ее историю от своего лица.
Тут наставница наконец-то переборола шок и пораженно рассмеялась.
– Невероятно. И так у всех? Каждый создает внутри себя такое место?
Я кивнул.
– Мне бы хотелось увидеть, что внутри у других, – поделилась она. – Это прекрасно. И ты сейчас можешь видеть за счет Антареса. Не представляю, насколько сильной должна быть душа, чтобы вот так врываться в чужие миры.
– Ну, наверное, – уклончиво протянул я.
– Интересно, найдется кто-нибудь, кто сможет заглянуть в душу самому Антаресу?
После этих слов она снова рассмеялась, а я мыслями оказался в Лунном доме среди тьмы и точек света. Антареса тогда не было рядом, кто-то подавил его осколок, что казалось невозможным. Заставить самого Верховного лишиться сознания одной лишь волей – кто вообще способен на такое? Чем являлись эти Черно-Белые?
И тут, словно среагировав на мои беспокойства, позади Фри возникла тень. Предмет с трудом освещался, но свечи вырывали из полумрака нечто большое и каменное, покрытое извилистым узором. Не сразу, но до меня дошло, что я смотрел на Центр – тяжелые черные ворота. От их вида меня бросило в дрожь. Такие… странные, такие отталкивающие. Почему я не замечал их раньше? Словно что-то заставляло мои глаза не останавливаться на них, не видеть холодное слепое пятно, выбивающееся из общего умиротворения. Ворота были увешаны цепью, но не обычной. Черно-белой. Звенья чередовались, одни мерцали, другие впитывали свет. Меня передернуло. В ушах отдались звенящие голоса Черно-Белых:
И вновь душа Фри среагировала на мои мысли, выливая на меня весь ужас, который девушка испытала во время игры в доме у Домируса.
– Макс, что с тобой? – обеспокоенно спросила Фри.
Я дрожал как от озноба, не в силах сделать вдоха.
– Фри, кто такие Хранители?
Она расширила глаза в испуге. Пламя свечей разгорелось и заметалось, словно от ветра. Света стало больше, он оказался слишком резким, и тени обрели острые черты. Я лишь крепче сжал ее руку.
– Ты видела их, да? Что ты знаешь о них?
– Мне больно!
– Кто они?!
– Я не знаю! Не помню!
Но я продолжал решительно сжимать ее ладонь.