Дом железных воронов

Возможно, начали мы с Моррготом не просто, но я чувствую, что сейчас понимаем друг друга лучше. Друзьями нас не назовешь, но товарищами – вполне.

Таво смотрит на меня, капля спрайтовой рвоты стекает с его дрожащей челюсти на жесткий воротник мундира.

– Какие условия? – повторяет Таво, поскольку Данте все еще не удостоил его ответом.

Данте внимательно изучает тень, окутывающую меня.

– Мы собираемся помочь Фэллон…

– Ты что, с ума сошел, чтоб тебя? – Таво прижимает плечо к грязной щеке, вытирая блестящую желчь.

– В обмен на… – продолжает Данте, губы едва шевелятся.

– Марко убьет тебя, Данте. – Голос Габриэле звучит спокойно, но побелевшие костяшки пальцев, сжимающих поводья, выдают его беспокойство.

– Не убьет.

Таво наконец выпрямляется:

– Он так и сделает.

– Боги! – Данте раздраженно вскидывает обе руки в воздух. – Вы можете замолчать и послушать?

Тишина.

– Мы собираемся помочь Фэллон, в обмен на что Лор свергнет Марко.

Я смотрю на сгущающуюся тень воронов Лора, задаваясь вопросом, предвидела ли Бронвен сделку между фейри и принцем. И предупредила ли она Морргота об этом. Но потом что-то еще выбрасывает эти вопросы у меня из головы.

Лор? Я думала, что именно ты свергнешь Марко.

– Откуда нам знать, что он не подставит тебя – и нас заодно? – Янтарные глаза Таво пылают гневом.

– Потому что он не какой-нибудь сумасшедший убийца! – говорю я.

– Его зовут Багровым Вороном. – Таво вскакивает в седло, подбирает поводья. – И да будет тебе известно, Росси, он заслужил этот титул не потому, что любит красный цвет.

Мое сердце бешено колотится.

Это правда?

Что я проливал кровь? Да.

Но сколько?

Как можно меньше; столько, сколько необходимо.

Я вспоминаю о телах двух спрайтов в лесу, мои глаза горят. Неужели я действительно ожидала, что повелитель смертоносных птиц будет добрым?

Поклянись мне, что Данте не пострадает.

Клубящаяся тень превращается в двух воронов с двумя парами золотых глаз – одна пара смотрит на меня, другая на троих мужчин и спрайта, который пришел в себя.

Я клянусь тебе, Фэллон Báeinach, что твой ненаглядный принц будет жить.

Он использует фамилию отца, но я не поправляю его. Сейчас это не имеет значения.

И его не тронет, – я настаиваю, – ни Лор, ни ты.

И его не тронем мы оба.

Я жду, что клятва обожжет руки, но как кожу Энтони не повредили мои слова, так и моя не реагирует на Морргота.

Кровь ворона должна воздействовать. Подождите… он заключил сделку с Данте, не так ли?

Прежде чем я успеваю спросить, осталось ли под перьями свидетельство об их сделке, Данте говорит:

– Таво, иди разведи огонь в конюшне, мы должны выиграть время.

– Только не в конюшне! – Моя грудь вздымается. – Где-нибудь, где нет живых существ.

Данте скрещивает руки на груди:

– Отлично. Только не в конюшне.

Таво скрипит зубами.

– Я не могу поверить, что мы ей доверяем.

– Мы не доверяем ей. – Данте опускает подбородок, глаза темнее беззвездного океана. – Мы доверяем Лору.

Стальной клинок в сердце причинил бы меньше боли, чем признание Данте.

Глава 67

– Габриэле, проветри грот. – Данте поворачивает голову к черному куполу, сбрасывая мундир. Тот, который он одолжил мне, когда годы нашей дружбы для него все еще что-то значили.

Прищелкнув языком, чтобы заставить своего коня проскочить мимо меня, Габриэле протягивает ладонь, оплетенную серебристыми нитями магии. Бледные завитки развеваются вокруг его плеч, он выгибает руку дугой и посылает порыв ветра такой силы, что тот поднимает тяжелые складки моего платья.

– Вот. – Данте стаскивает рубашку и пропитывает ткань водой. – Закрой рот и нос.

Я никогда не была гордячкой, но я отказываюсь и от рубашки, и от помощи.

Вот бы он никогда не приезжал в Тареспагию.

Вот бы я не узнала, каким черствым он может быть.

Голова гудит от мрачных мыслей, я иду к входу в грот.

– Фэллон! – кричит он мне в спину.

Я сильнее сжимаю кулаки.

Данте топчет мох, низко рыча.

Я останавливаюсь на пороге, принюхиваясь, не чувствуется ли сернистый запах дыма фейри.

– Безопасно ли входить?

Габриэле смотрит на меня сверху вниз.

– Я продолжу продувать его.

Морргот не велит мне забрать мокрую рубашку Данте, и я переступаю порог. Воздух темный и тяжелый. Хотя он щиплет мои раздувающиеся ноздри и глаза, он не душит меня.

– Не могла бы ты, пожалуйста, уже взять мою клятую рубашку? – Данте прижимает ее к моей груди.

Я не касаюсь ее, поэтому, когда он убирает руку, она падает на землю между нами.

Я переступаю через нее, затем обхожу ее кругом.

– Мне она не нужна.

– Что с тобой случилось, Фэллон? – Данте говорит так близко к моему уху, что я чувствую, какие колючие у него слова. – Почему ты так озлобилась?

Я даю себе время привыкнуть к темноте, чтобы разглядеть яму, которую вырыл Сьюэлл, и говорю:

– С каких это пор отказ от мокрой тряпки делает кого-то озлобленным?