Амти, впрочем, была далеко не столь ловкой как Эли и опыта в поломке чего-либо имела куда меньше. Более того, она боялась что-либо ломать. Ее единственным воспоминанием из дошкольной жизни до сих пор был эпизод с подаренным ей пузырьком блесток для кукол, который она разбила, испортив ковер. Ей было настолько страшно, что ее накажут, что ковер, сияющий серебром и золотом, она очень старательно пыталась перевернуть другой стороной и, в итоге, пытаясь выдернуть его из-под стола, свалила мамину вазу.
Мама, наверное, страшно ругалась, но этого Амти не помнила, а помнила только страх перед испорченными вещами. Резкие движения при попытке ударить куст давались ей нелегко, она будто останавливала себя в последний момент, по необъяснимой причине боясь ударить слишком сильно. В конце концов, шипастые ветки обвились вокруг толстой палки в ее руках и в секунду переломили ее надвое. Амти успела почувствовать, какая сила в этих жутких растительных конечностях, а потом раздался хруст, и ветка толщиной в кулак переломилась легко, как спичка.
Эли, воспользовавшись этой паузой, продолжила бить куст. Несколько веток от него уже отлетело, но Эли явно вознамерилась его убить. Она колотила по корням и стеблю, по телам птиц, издававшим мягкий, влажный звук.
Наконец, главный стебель, видимо, являвшийся центром жизни этого растения, с мягким хрустом переломился. Эли продолжала бить терновник палкой, пока он не оказался окончательно расчленен. Амти собирала ветки, чтобы доказать, в первую очередь самой себе, что не такая уж она бесполезная.
Эли охотиться, судя по всему, нравилось. Она с увлечением распотрошила еще два куста, потом утерла пот и села прямо на землю.
Амти собрала ветки в кучу, пальцы у нее болели, потому что острые и жесткие шипы постоянно их ранили.
- Эй, ну как? Пропала бы тут без меня?
- Да, - честно сказала Амти.
- То-то же. Даже мужика своего выручить без меня не можешь.
- Прекрати злиться!
- Я не злюсь, я пьяная.
- Тогда прекрати на меня нападать.
- Я нападаю не на тебя, а на кусты.
Амти принялась обрезать кусок ткани от платья, чтобы связать охапку веток. Нужно было взять веревку и определенно стоило взять мозг.
- Ты ревнуешь? - спросила Амти.
- Ты бы пошла спасать меня на край света?
- Да.
- Я так не думаю.
- Тогда почему ты за мной пошла?
Эли помолчала, потом скривилась, как от зубной боли.
- В отличии от тебя, я-то правда люблю.
- Я тоже тебя люблю.
Они обе замолчали, Амти задумчиво обламывала шипы на одной из веток, а потом Эли вдруг крикнула, заставив стайку крохотных, с мизинец, птичек взвиться вверх с ближайшего дерева.
- Нет, ты не любишь! Ты даже не думаешь, что любишь! Ты вроде как чувствуешь себя виноватой, потому что я сдохла! Успокаиваешь свою совесть или еще чего! Но я тебе не нужна! Я тебе не нужна, Амти, потому что ты девочка из хорошей семьи, мелкобуржуазная сучка или как там это?
Определение "мелкобуржуазный" совсем не подходило, Амти открыла было рот, но Эли не дала ее перебить.
- Нет уж, заткнись и слушай! Ты прижила ребенка от нашего врага! Он сын врага! А теперь ты хочешь, чтобы мы спасали врага! Знаешь почему? Потому что ты хочешь быть нежной женой человека при власти, тебе не нужна борьба! Тебе хорошо!
- Мне не хорошо! Если бы не я, мы бы все еще скрывались по канализациям, чужим домам или жили во Дворе! Как тебе это?
- Если бы ты не залетела! Велика заслуга! А еще если бы ты не залетела, могла бы быть на моем месте! Но знаешь, что самое хреновое, Амти? Я не ревную, неа. Я завидую и злюсь, потому что ты повзрослела! Ты становишься взрослее, у тебя есть ребенок, у тебя есть муж! А у меня ничего нет, я ничего не могу, я даже побухать не могу нигде, кроме гребаных Внешних Земель! Я никогда не вырасту! Мне всегда будет восемнадцать!
- Но почему в этом виновата я?! Я пыталась тебе помочь! Что я вообще могла сделать? Аборт, чтобы ты не чувствовала себя обделенной?
- Аборт, чтобы ты не чувствовала себя предательницей!
Все случилось совершенно внезапно, Амти и не ожидала от себя, что когда Эли кинется на нее, она не попытается отползти, а с шипением вцепится в ее волосы. Они катались по земле, царапаясь и кусаясь. Судя по всему, напившись из источника, Эли прекрасно чувствовала боль. Она шипела и орала, когда Амти кусала ее, и сама с удвоенным усердием царапалась.
Амти злилась на Эли, злилась на то, чем Эли стала и боялась этого, злилась на себя за то, чем Эли стала, злилась на себя за то, что она сама выбрала. Эли, оказавшись сверху, сильно ударила Амти головой об землю. Синее небо в прожилках черных ветвей потекло перед глазами. А потом Амти почувствовала губы Эли на своих губах. Они все еще ранили друг друга, царапали, дрались, не прерывая поцелуй. В нем была вся злость, которую копила Эли. В нем была вся злость, которую копила Амти.