Юра пожал плечами и принялся говорить о том, что в микробиологии, в генной инженерии зреет революция, колоссальный прорыв, сравнимый разве что с изобретением и внедрением персональных компьютеров, объединения их во всемирную сеть.
– Если бы революция зрела в химии, ты бы выбрал химию? – спросила Анна Аркадьевна. – Никакого личного интереса, расположения к конкретной области знаний?
– Самое интересное там, где будет прорыв, где точно можно всего достичь.
– Положения, звания, денег? – уточнила Анна Аркадьевна.
– А что в них плохого?
– А что хорошего? У нас игра в риторические вопросы?
– Вы не верите, что я могу чего-то добиться? Сейчас скажите, что надежды юношей питают?
– Я поинтересуюсь, не читал ли ты Фрейда, не увлекался ли психоанализом?
– Нет. Почему вы спрашиваете?
Самодовольная мина сменилась недоумением, чего и добивалась Анна Аркадьевна – щелкнуть по носу зазнайку.
– Открытое Фрейдом направление, если кратко и примитивно, ищет проблемы взрослых людей в их детстве. Последователи Фрейда пошли еще дальше, анализируя внутриутробную жизнь младенца. Беременная мама испугалась большой собаки, ребенок, а потом взрослый будет всю жизнь бояться собак. Я работаю с детскими психологами в тесной связке, среди них есть потрясающие профессионалы. Но как только заходит речь о детских и тем более внутриутробных травмах, я скисаю. Надо мной, над моим обскурантизмом в этом плане, честно говоря, коллеги даже посмеиваются. Я не могу отказать ребенку, тем паче взрослому человеку, в свободе и силе воли, в его власти над собой и обстоятельствами.
– При чем тут я? – спросил Юра.
– При том, что мы топчемся, анализируя твои детские годы. Теперь еще начнем обсуждать твои мечты? Они, кстати, имеют такое свойство, что если долго их мусолить, то уже исполнять необязательно. По большому счету тебя должно интересовать, способен ли ты изменить свое настоящее.
– А я способен? – спросил Юра, и дрогнувший голос выдал его волнение.
– Как всякая болтливая пожилая женщина, я начну издалека…
– Что вы постоянно называете себя старой! – нетерпеливо перебил Юра. – Вы никакая не пожилая.
– Уж и пококетничать нельзя. Если кокетство опирается на исторические факты, то приобретает оттенок учености и образованности. Во времена Гоголя и Пушкина старухой называли женщину, вышедшую из детородного возраста. Девушек отдавали замуж в пятнадцать-семнадцать лет, и они становились бабушками в тридцать восемь. Это, кстати, имеет продолжение в современном акушерстве, термин «старородящая» применяется к женщинам после двадцати пяти. Итак, старуха, далее пожилая старуха – от сорока до пятидесяти, тогдашняя средняя продолжительность жизни женщин. Все, кто старше – древние старухи. Я нахожусь в возрасте древней старухи, следуя данной терминологии и классификации.
Анна Аркадьевна покосилась на Юру. Губы поджал, нахмурился, не перебивает, хотя слушать про стародавних и современных старух ему так же увлекательно, как про кройку и шитье. Молодец, учится терпению. Терпеливый солдат в генералы выходит.
Она продолжила: