Дом Цепей

Дорога, которая вела из Г’данисбана на юго-запад, в сторону Б’ридиса, была изъезжена вдоль и поперек, так что обнажалась подложка из булыжников. Судя по всему, осада крепости длилась уже давно, и город заметно тощал, снабжая своих бойцов всем необходимым. Участь осажденных была, скорее всего, еще хуже. Цитадель эту вырубили прямо в скале, подчиняясь давней традиции оданов, окружавших священную пустыню. На вид Б’ридис и впрямь выглядел неприступной твердыней: ни ворот, ни ступеней, ни даже скоб, чтобы вскарабкаться по стенам. Внутри имелась разветвленная сеть подземных ходов, спускавшихся на значительную глубину. Там били источники, снабжавшие Б’ридис водой. Прежде Калам видел крепость лишь издали. Тогда она пустовала, и он решил, что воины покинули цитадель из-за пересохших источников. Но раз малазанцы держали оборону, значит вода у них все-таки была. В таких местах обычно делают обширные кладовые, да вот только вряд ли в Б’ридисе остались хоть какие-нибудь съестные припасы. Вероятнее всего, осажденные голодали.

По дороге Калам не встретил ни одной живой души. Начало смеркаться. Должно быть, повозки из Г’данисбана двигались сюда ночью, дабы уберечь лошадей и волов от жары. Через какое-то время дорога стала подниматься вверх, змеясь между склонами холмов.

Своего коня Калам оставил в мире Тени, у Котильона. Дабы порученная ему миссия увенчалась успехом, требовалось оставаться незаметным. Да и трудно лошадям в таких местах, как Рараку. Животные страдают от жажды сильнее людей. А с водой в пустыне сейчас очень плохо. Готовясь к наступлению армии адъюнктессы, воины Дриджны давным-давно отравили все известные источники. Калам, правда, знал и тайные, которые мятежники не тронули, чтобы самим не остаться без воды, однако таких было мало.

По сути, и сама эта земля находилась в осаде, хотя до подхода вражеской армии было еще далеко. Непредсказуемость замыслов Ша’ик пугала даже Калама. Как она распорядится силой Вихря Дриджны? А может, пустынная властительница нарочно действует вопреки ожиданиям, завлекая армию Таворы в западню? Что ж, Рараку — неплохая ловушка, где почти все преимущества на стороне мятежников.

«Но в армии Таворы есть по крайней мере один солдат, хорошо знающий священную пустыню. И он окажется последним идиотом, если вовремя не раскроет своих знаний».

Стемнело, как всегда, незаметно. Над головой Калама перемигивались ранние звезды. Убийца спешил. Сейчас он был похож на вола, тяжело груженного мешками с едой и бурдюками с водой. Невзирая на вечернюю прохладу, по лицу Калама струился пот. Достигнув вершины холма, он увидел вдалеке отсветы костров осадного лагеря. Выше угрюмо темнела крепость. Там не светилось ни огонька.

Калам отер пот и двинулся дальше.

Путь к лагерю осаждавших оказался длиннее, чем он думал, и добрался Калам туда лишь на исходе ночи. Вокруг черной от копоти скалы, на которой высилась крепость, хаотичным полукружьем громоздились шатры и повозки. Между ними располагались костровые ямы с каменным окаймлением по краям. Картину дополняли горы отбросов и переполненные отхожие места, наполнявшие ночной воздух отчаянной вонью. Не сбавляя шага, Калам всматривался в лагерь, пытаясь понять расклад сил. Осаждавших было около пяти сотен; многие из них, если судить по одежде, — семиградцы, служившие в малазанских гарнизонах. Калам не знал, сколько попыток взять Б’ридис штурмом они уже успели предпринять. Пока что грубо сколоченные деревянные осадные башни стояли в стороне.

Вскоре Калама заметили, однако не удивились его появлению. Скорее всего, приняли за очередного г’данисбанского добровольца, пришедшего сражаться с малазанцами. Наверняка отметили его предусмотрительность: вот молодец, позаботился о собственном пропитании, чтобы не быть другим обузой.

Старик, продавший Каламу ножи, оказался прав: терпение его земляков было на пределе. В лагере полным ходом шли приготовления к последнему штурму, который, судя по всему, должен был начаться если и не сегодня, то завтра уж точно. Доски построенных загодя виселиц успели рассохнуться, а веревки сморщились. Чувствовалось, что ремесленники чинили орудия будущих казней, но без особого рвения. Да и общее настроение, которое сумел уловить Калам, подсказывало: энтузиазм осаждающих поостыл. Конечно, они хотели расправиться с засевшими в крепости малазанцами, но прежнего неистовства уже не было.

В центре полукруга стоял человек в доспехах малазанского лейтенанта и, подбоченившись, что-то приказывал полудюжине солдат. Выслушав приказ, те лениво побрели в сторону осадных башен.

Шлем на голове лейтенанта выдавал его былую принадлежность к Ашокскому полку. Темные глаза вопросительно уставились на Калама.

«Ашокский полк. Несколько лет подряд находился на Генабакисе. Потом их ни с того ни с сего вдруг вернули в Эрлитан… Чтоб этим поганцам гнить у Худа в заднице! Никак не думал, что они переметнутся к мятежникам».