Дом с семью головами

На утёсе в то утро это была самая трезвая женщина на свете…

«…Всё же случались моменты, когда в тучах появлялись прогалины света. Таким, на мой взгляд, был её последний выход. В её критическую минуту ей помог брат, а теперь, когда брат оказался на волоске от виселицы, она за него заступилась. Острый психологический момент вернул её в реальность…»

Ведь если не он, то, значит, она, а если не она, то всё-таки он. Иначе кто, если не он и не она?

«…Она поверила, выслушав ваши доводы, в то, что Майкл был убийцей. Для неё не составляло труда представить себе, как, приревновав, он мог столкнуть Ванессу, возможно, в порыве гнева, в ссоре. Может, он и не хотел, чтобы всё так вышло, чтобы она захлебнулась. Но что вышло, то вышло…»

Вот и у Томпсона – ничего, похоже, не вышло…

«…Урсула была умна. Следы её губ на стакане, красная краска на кисточке, эскиз, о котором говорил Бульденеж, – всё это она мигом разложила по полочкам, стоя на лестнице и слушая, и преподнесла нам, выставив себя в конечном счёте человеком с убедительными уликами и мотивом…»

У Томпсона в ту минуту не было сомнений.

«…Она действительно заходила к Ольге и намазала краской губы. Но она не знала, что Ольга лежала в тот миг под окном… Да, мой вопрос об орудии убийства привёл её в замешательство, но лишь на короткое время. Она моментально вспомнила образ, в котором пребывала – роль самоубийцы, а значит, её выстрел в голову сочтут за часть её игры. Или за психическое отклонение…»

Так и произошло. В отчёте несколько раз акцентировалось психическое состояние убийцы, в роли которого там значилась Урсула.

«…Доктор, если помните, тоже молчал во время своего ареста, лишь потому, что верил в виновность сестры. Он считал, что это Урсула столкнула Ванессу за то, что та отняла, если можно так выразиться, у неё Фостера…»

Значит, Фостера она всё-таки любила.

«…Когда я спросил его, знает ли он кого-нибудь по имени Фостер, доктор долго обдумывал, а потом сообщил, что это имя снеговика, которого Урсула и я слепили. Он не хотел, чтобы в разговоре всплывал фермерский сын. Он не знал, что Бульденеж уже рассказал вам о нём…»

Эта идея с фермерским сыном всплыла неожиданно, как утопленник, пролежавший в сундуке на дне больше ста лет.

«…У меня была своя теория на этот счёт. Я полагал, что Фостер могло быть средним именем доктора. Мне казалось, Урсула ревновала брата к его пассиям, потому вполне могла столкнуть Ванессу…»

Надо же, а у Томпсона в мыслях такого и близко не возникало.

«…Эти песни гейши из Нагасаки о предавшем муже и вообще этот призрачный бывший или будущий муж. Доктор сказал, это тоже образ из книги, но я так не думал. Я посчитал, что он просто защищал сестру и что Урсула вполне могла слететь с катушек (в письме доктору я употребил менее грубое выражение) и возомнить, что Майкл – её муж, который её предал…»

Это бы объяснило многое.

«…Это бы всё объяснило. Но я ошибался. Очень сильно ошибался. И вы, мистер Томпсон, тоже ошибались. Из-за наших с вами ошибок и погибла талантливая актриса…»

Та увядающая актриса, что так импонировала Бульденежу.

Как он говорил?

Было в ней что-то такое по-человечески жалкое, ничтожное… Было к ней сильное чувство сострадания… Она могла покончить с собой…

Всё верно. Могла и покончила.

Только Бульденеж не знал, как знал теперь Томпсон, что это не была одна из личностей Урсулы, это была настоящая Урсула – она сама, увядающая, ранимая, неуравновешенная.

«…Смущало и другое. Тот эскиз, что мы нашли. Вначале уголок, затем оставшийся пепел в каминной топке. С эскизом было что-то не то…»

Не удивлён.

«…А что, я только недавно понял. В комнате Урсулы висели две картины с нарциссами. Бульденеж сказал, что эти нарциссы были первыми работами Ольги на холстах, до этого она сделала к ним пару эскизов. И это были единственные эскизы, которые нарисовала Ольга. В дальнейшем она всегда брала кисть и работала с холстом и красками, игнорируя черновую возню. Понимаете?..»

Кажется, но не совсем.

«…Ещё раз: Ольга никогда не рисовала эскиза фиалки. Ну, теперь-то поняли?..»

Погоди-ка…

«…Вот это я и пытаюсь донести: в руке Патрика и в камине Барбары был эскиз нарцисса, а не фиалки!..»

Дошло! Но к чему это ведёт?

«…Эскиз нарцисса был подброшен намеренно. Это был ещё один ложный ключ, равно как и горшок с фиалкой, чтобы мы не нашли нужную фиалку…»

Здесь Томпсон перестал угадывать наперёд мысли с этой бумаги. Бесполезно, решил он.

«…Где ещё искать? О, мой бог, каким же глупцом я был, что не понял сразу…»

Как он любит изводить людей! Сказал бы сразу, но нет!

«…Чтобы понять человека, нужно поставить себя на его место. Так я говорил. И так я и сделал. Чем занимался Бульденеж? Учил Ольгу срисовывать, используя коллекцию открыток. Объясняя технику той или иной работы, он рассказывал и о том, из чего и как создавался оригинал. Теперь вы улавливаете, откуда дует ветер?..»

Что-то начало проявляться, но совершенно неясно что…

«…От эскиза к одной из картин, изображённых на тех открытках!..»