Дом с семью головами

– О каких ключах речь? – не выдержал Доусон.

Томпсон как можно короче расписал основные моменты своей теории.

После него вновь заговорил Адам, теперь он обращался ко всем присутствующим:

– Понимаете, Бульденеж сказал, что Ольга так не поступила бы. Не так примитивно. Она не назвала бы цветок, изображённый у кого-то на холсте. Бульденеж велел искать эскиз, и мы нашли его, вернее, его остатки. Понимаете, что я хочу сказать? Фиалка на картине в комнате мистера Джейкобса исключает его из числа подозреваемых!

Томпсону стало гадко. Он посмотрел на Доусона.

Тот, выслушав обе версии, вонзил свой фирменный инспекторский взгляд в молодого человека.

– Как вас зовут?

– Карлсен.

– Отлично, мистер Карлсен, ваши показания мы запишем в участке, а пока прошу не лезть в дела полиции.

Адам умолк.

Один из помощников достал наручники. Джейкобс, чуть кивая, с тоской на них посмотрел.

Томпсон думал:

«Почему доктор ничего не отрицал? Чёрт побери! Его простейшее объяснение рассыпалось прахом!»

– А это ещё кто? – спросил офицер.

Головы повернулись.

По лестнице медленно спускалась Урсула. В довольно тусклом освещении её платье казалось сшитым из чёрного бархата. Это была единственная вещь в её гардеробе, не смастерённая ею самой (Урсула лишь бережно подшила гипюр), а взятая с последнего места работы в качестве утешения за многолетний труд. На шее была нитка фальшивого жемчуга, сзади возвышался турнюр.

– Это Анна Каренина, – первым угадал Карлсен.

Доусон ещё раз подметил фееричность этого места.

– Нужно было взять жену, честное слово! Она любит подобные сборища!

Оценив ситуацию, Урсула произнесла с лёгким укором в голосе:

– Вы совершаете ошибку, офицер. Отпустите моего брата.

Томпсон, чувствуя полную ответственность за происходящее, сказал:

– Я сожалею, мисс Джейкобс…

– Приберегите вашу жалость для себя, сержант. Вам она понадобится.

Категоричный тон оборвал речь Томпсона.

– Вы должны снять все обвинения с моего младшего брата. Его поступок – я говорю о самоотречении – привёл его в руки закона. Но это неправильно, он не несёт ответственность за то, что совершила его сестра.

– Урсула, не надо, – тихо сказал доктор.

Женщина потрясла головой – в её причёске были искусственные цветы – и с достоинством произнесла:

– Я благодарна тебе за все годы, Майкл, за твою неустанную заботу. Даже когда я столкнула Ванессу, ты не отрёкся от меня, ты взял меня под своё крыло и соорудил весь этот театр.

Она обратила взгляд к Томпсону.

– Когда женщине за пятьдесят, а молодому человеку нет и двадцати, женщина оказывается в сложном положении. Мне нравился тот юноша, о чём он и не догадывался. Я любила на расстоянии. Я всегда становилась юной, когда на него смотрела. А когда увидела с ним Ванессу на сеновале, поняла – в этой девушке живёт дьявол.

Её речь была трезвой, как та, что была вчера утром на утёсе.

Взгляд Урсулы упал на Карлсена.

– У меня кончилась красная помада, а без неё я не могла быть полноценной мадам Баттерфляй. Я зашла в комнату Ольги и помазала красной краской губы. Но перед этим я, конечно, убила Ольгу, не могла рисковать. Барбара увидела на стакане отпечатки губ и поняла, что это мои губы пахли краской вчера вечером, значит, это я заходила в комнату Ольги. Я ловко всё провернула, спустившись, а затем поднявшись по связке вещей к себе в спальню. Обставила всё как самоубийство.

Об оставленной на кисточке краске я поздно вспомнила. Когда зашла, чтобы помыть её, там оказались вы с Бульденежем. Но я ловко выкрутилась. Так же ловко, как с Патриком. Он нашёл эскиз, когда проверял окна. Я быстро обнаружила пропажу. Он ничего не сказал об этом, но я не могла рисковать…

– На эскизе была фиалка? – спросил Карлсен.

– Да. Фиалка на бумаге и два холста с нарциссами – свои первые работы Ольга подарила мне. Благодарность за избавление нас обеих от дьявола.

Она обернулась ко всем и спросила:

– А знаете, почему нарциссов два? Это называется диптих. Один сюжет из двух картин. Потому что я одна, но внутри меня больше одной. Тех других я не контролирую. Но если кто и должен нести за них ответственность, то это должна быть я.

Доусон не понял ровным счётом ничего.

Он спросил:

– О каких других вы говорите?

– О той гейше, что размозжила череп Ольге. О пловчихе, которая утопила Сару. Малютке, застрелившей старика. Дрессировщице, зарубившей Патрика. И строгой няне, которая попрощалась за всех с Барбарой.

Подбородка Томпсона коснулась мягкая ладонь – в тот момент он глядел на картину Босхарта в своей руке. Джеффри поднял глаза и встретил ясный, лучистый взгляд Урсулы.

– Мой брат гений. Поглядите на себя, после сеанса вы просветлели.

Она взяла его руку и прислонила к своей щеке.

И вдруг – этот голос:

– Джеффри, не бойся, я теперь счастлива.

Его рука отчётливо дрогнула, всего на миг.

– Вечером сорвётся дождь, лови его, и я обниму тебя, буду шептать на ухо слова, постарайся их расслышать… – голос, перейдя в шёпот, растворился в его голове.

Веки Урсулы опустились. Руки сомкнулись спереди.

– Я готова. Покончим с этим скорее.

Инспектор кивнул констеблю.