Дом с семью головами

Следы, уходившие к гаражу, были от двух пар ног. «Доктор и Патрик», – кивнул себе Карлсен.

Он принялся за те, что вели к сараю.

Они были совсем свежими, туда прошла только одна пара ног. Значит, Бульденеж бегал не туда. Но кто туда отправился сейчас и зачем?

Факел уже наполовину сгорел, Карлсен поспешил к сараю. Он ступал рядом, не портя улики.

Дверь была открыта. Адам быстро всё осмотрел и поначалу не нашёл ничего подозрительного. Обстановка была такой же, как и в предыдущий раз.

Внезапно его осенило.

Сарай!

Он обернулся, вытянул руку, подсветил под картиной.

Так и есть.

Исчез топор.

9

Майкл Джейкобс и Патрик Холлис разом вынырнули из-под капота.

– Ну, теперь-то вы мне верите?

– Да, я тоже это слышу.

Ходили недалеко от гаража, ступая по снегу без всякой опаски.

– Что… что вы собираетесь делать? – Патрик дрожал, пытался согреть руки дыханием.

Доктор Джейкобс хрустнул затёкшими суставами и решительно сказал:

– Я проверю. Запри за мной дверь. Не открывай никому, слышишь? Никому, кроме меня. Повтори.

– Никому, кроме вас. Можно я с вами?

– Запрись и жди. В перчаточном ящике лежит запасная пара перчаток. Согреешься – продолжай скручивать провода.

Доктор взял фонарик и приоткрыл дверь.

– Кто здесь?

Кто-то быстро побежал.

– Закрывай! – велел Джейкобс.

Крепкий железный засов разделил доктора с Патриком.

Молодой Холлис огляделся.

Тут его не достанут.

Он схватил фонарик и посветил под машиной. Посветил на заднее сиденье. Открыл багажник. Посветил на полки вдоль стен со всякой всячиной.

Ну, всё. Никого. Можно расслабиться.

Он сел за руль, открыл ящик и достал перчатки.

Долгожданное тепло!

Поразительно, какой большой была рука доктора.

Или у Патрика руки были ещё детскими…

10

Адам Карлсен выглянул из сарая. Выл ветер, разнося звуки, и казалось, что снег хрустит отовсюду.

Хрусть… хрусть… хрусть…

Это походило на розыгрыш. Кто-то играл в прятки?

Однако три трупа в доме не располагали к игре.

Карлсен пытался всматриваться в метельную мглу. Там точно кто-то ходил, он же это явственно слышал. Тьма, как по заказу преступника, была кромешной, беззвёздной. Снег залеплял глаза.

Зачем неизвестному столько ходить? Замёрз, что ли? Тогда зачем он вышел на улицу? А что, если он пришёл извне, из этого тёмного заснеженного мира?

Ольга смотрела в оранжерею, фиалка стояла у окна. Могла Ольга в ту секунду видеть человека за окном? Вполне могла. Потому и назвала его фиалкой. Ольге не было дела до того, кто там ходит, чтобы поднимать шум. Ей ни до кого не было дела.

Маньяк, возможно, понял, что его увидели, прокрался в дом незамеченным и вытолкнул Ольгу из окна. Потом он проломил череп Саре – та засекла его в доме. Потом Бульденеж увидел его, выбежал из дома неизвестно куда и всё понял…

Но фиалки там не было. Её туда поставили после.

Значит, и маньяка не было. Не так ли?

Это всё воображение…

В детстве они любили страшилки. Все дети в них играли. Прятались, пугались и радовались. Детям нравилось пугаться, они знали, что всё понарошку, и ничего не воспринимали всерьёз.

Бульденеж сказал: «Адам… эскиз…»

А что за эскиз и где его искать?

И почему эскиз был не в доме?

И почему старик не принёс его с собой?

Кстати, а куда «ушёл» топор?

Карлсен стал искать обратные следы из сарая.

Вдалеке слева от дома показался огонёк. Юноша направился в его сторону, всё ещё погружённый в свои размышления, но огонёк пропал.

Тут же набежал ветер и задул его факел.

А он волшебник, наш преступник!

Как лихо он набросил полог тьмы в нужный момент и отрезал утёс от остального мира!

Теперь это была по-настоящему вселенская леденящая тьма.

11

Из закрытой машины доносился шёпот, словно заклинание:

– Раз – за смерть, два – за рождение, три – за ветер, четыре – за землю, пять – за огонь, шесть – за воду, семь – за веселье, восемь – за боль, девять – время идти, а десять – начинать сначала…

– Патрик…

Он оторвал лоб от руля.

Ему послышалось? Хоть бы ему послышалось…

Вьюга всё выла, кружа вокруг гаража.

Возможно, это был её свист, взвизг, случайно похожий на звучание его имени…

Он вздохнул и тихонечко, как загнанная мышь, попискивая, продолжил бубнить:

– Раз – за смерть, два – за рождение, три – за ветер, четыре – за землю, пять – за огонь, шесть – за воду…

– Патрик!

Его имя прозвучало глухо, отстранённо. Как будто звали другого Патрика, где-то в другом месте в нескольких милях отсюда, а ветер лишь донёс сюда чей-то голос…

Он лихорадочно принялся шептать по новой:

– Раз – за смерть…

– Патрик, ты меня слышишь?

Не слышит, не слышит он! Ясно! Нет здесь никакого Патрика!

– Раз – за смерть…

– Патрик, открой!

Патрик одеревенел, не мог пошевелить и пальцем.

Говорили прямо в щель гаражной двери. Голос, глухой, но настойчивый, стал ещё напористее.

Голос вползал через щель в гараж, змеёй обвивался вокруг горла Патрика, не давал вдохнуть.

Стоявший за дверью явно не хотел, чтобы его слышал кто-то ещё, кроме Патрика. Чтобы кто-то пришёл Патрику на помощь.

Холлис заплакал.

– Патрик!

Змея страха ещё плотнее охватила горло. Губы и подбородок тряслись, слёзы обжигали холодное лицо, затекали в рот.