Семёну достаточно было сделать пару шагов в сторону кровати, как Маша испуганно закрылась руками и вся отпрянула.
– Ты та же, кем и была, – он сплюнул прямо на дорогой ковёр, – рифму к слову «звезда» можешь подобрать сама.
Маша беззвучно заплакала.
Тем временем в дверь апартаментов постучали.
– Кто ещё? – Громко выкрикнул Семён, вновь сплюнув, гася в себе пожар ярости.
– Мне назначено, – донёсся из-за двери перепуганный голос, явно принадлежащий пожилому человеку.
– Это он, – решил Семён. – Утрись, Машка, – бросил он девушке. И запомни, твои будущие миллионы сейчас зависят от того, насколько ласковым и приветливым будет твоё тело. И высморкайся, а то сопишь, как корова.
Он прошёл через зал, попутно натягивая на лицо приветливую улыбку, и сам распахнул дверь. На пороге с букетом пошлых роз стоял лысоватый господин в дорогом, однако, пальто. Не узнать его было невозможно, да они и были представлены на днях друг другу.
– Семён, если не ошибаюсь? – Дрожащим от предвкушения голосом спросил визитёр.
– Рад вас приветствовать, господин Федорчук! – Ещё пуще расплылся в улыбке Семён. – Мэри вас давно ждёт!
– Как-то всё так неожиданно, – проблеял журналист, проскользнув в квартиру, – спонтанно как-то. А где же Мэри?
– Где ж ей быть? – притворно удивился Семён. – В спальне. Велела туда вам кофе подать.
На лбу Федорчука мелкими бисеринками выступил пот.
– Так и велела? – Нервно сглотнув, едва выдавил он из себя.
– Вы пальто-то уже снимите, уважаемый, – начинал терять терпение Семён.
Он ухватил гостя за плечи и буквально вытряхнул из верхней одежды, и мягко, но настойчиво начал подталкивать к вожделенному счастью.
– А вы? – Слегка сопротивляясь такой активности ассистента Звезды, с некоторым недоумением поинтересовался известный обозреватель.
– А я привык пить кофе на кухне, – объяснил Семён, – каждый сверчок, так сказать, знай свой шесток. Вы резину-то не тяните, а то истомилась она вся, того и глядишь совсем растает – заново собирать придётся.
Уже почти на самом пороге спальни Федорчук вдруг затормозил каблуками об паркет, оставив на нём две чёрные полосы. Он обернулся к настойчивому ассистенту, вытер рукавом дорогого пиджака пот со лба и зашептал, возмущая обоняние Семёна запахом не то лекарства, не то какого-то зубного эликсира:
– Я там написал… Ну вы в курсе, наверное… Так это ж работа такая. Понимаете? Это Мэри даже на пользу!.. Пиар, так сказать… А так она мне очень даже…
– Вот и идите уже к ней, – прошипел ему в лицо Семён, разбавив аромат аптеки благородным запахом перегара, и буквально втолкнул стареющего донжуана в спальню молоденькой, но перспективной Джульеты.
Судя по звукам, донёсшимся из-за портьеры, гость запнулся об ковёр и едва не упал. Затем послышалось ласковое воркование голубки и прерывистый клёкот захлебывающегося возбуждением ястреба. Процесс пошёл.
– Ну, и мы пойдём, – пробормотал себе под нос Семён, и, почёсывая могучей пятернёй небритую щёку, особенно не торопясь побрёл через зал в кабинет. Там, с размаху свалившись в большущее натуральной кожи офисное кресло, привычным движением включил монитор компьютера.
Маленькая глупышка абсолютно ничего не смыслила ни в какой технике, а уж в компьютерах и подавно, поэтому заходить в кабинет в отсутствие Семёна боялась. А напрасно. Могла бы узнать много интересного, подумал Семён, и проверил качество изображения, поступавшего со всех четырёх скрытых камер, установленных им в спальне. Качество было так себе, но основные моменты фиксировались чётко.
Вот Машка уже в одном белье сидит на коленях у растрёпанного Федорчука, одной рукой обнимая того за шею, а второй с зажатым в пальцах бокалом шампанского, обвивая его руку с таким же бокалом. Брудершафт. Смачный поцелуй. Ну и так далее. Смотреть самому было не интересно, так как известному обозревателю, судя по всему, было совершенно не известно современное искусство любви. Машке-то всё одно, а Семён даже расстроился за собрата по половой принадлежности.
Но главная цель была достигнута.
– Камчатка, икра, говоришь, – Семён зло сплюнул в сторону пустой корзины для бумаг, но и в этот раз промахнулся, запачкав стену, – вот ты где у меня, Машуня, – он крепко сжал кулак и поднес его к самому экрану. – А ты, Федорчук, теперь будешь брехать только то, что я тебе позволю, оборзеватель хренов!
А на экране, разделённом на четыре части, тем временем, четыре Маши неестественно громко и бесстрастно стонали в объятиях пыхтящего, как носорог Федорчука.
Шестая бутылка
Обычно суд в молодёжной среде дело скорое и заканчивается мордобоем. Всё так, но только не суд между лучшими друзьями. Здесь всё сложнее, ибо значительно драматичнее. Тут и голоса потише, и приговор посуровей. Это может только очень мудрый товарищ рассудить. А так как посторонних в такой процесс вмешивать никак нельзя, то понятно, что ум нужен незаурядный, и которому все, включая преступника, доверяют.
– Поэтому начнём с самого начала! – Объявил Серёга. – Нас всего четверо. С этим никто спорить не собирается?
– Нет, – нестройным хором ответили подозреваемые.