Дом проклятых душ

Что же это за дом, в котором сами по себе живут вот такие сцены из прошлого и обитают призраки – и в то же время его пронизывают потоки сотовой связи?! Если бы Маша сама не видела в перечне входящих и исходящих звонков, зафиксированных в журнале ее «Самсунга», контакт «Я в МТС‐2», то есть звонков, сделанных с ее старой «Нокии» и ею же принятых, – если бы не это, сейчас все их с Горностаем короткие телефонные переговоры показались бы ей совершенно нереальными, таким же наваждением, каким были ее сны о нем. Но как были возможны эти звонки, как были возможны их переговоры?!

Объяснение существовало одно: дом на Почтовом съезде, смыкающийся с домом в Завитой-второй, при всей своей невероятной, фантастической сущности, – все-таки физический объект. Как физический объект, он находится в зоне действия сотовой связи. И, видимо, его пересекают не только невероятные, с точки зрения современного человека, потоки, воскрешающие те или иные исторические эпизоды, но и столь же невероятные – с точки зрения человека из прошлого, даже еще из конца 80-х – начала 90-х годов ХХ века! – волны сотовой связи, по которым плавают наши эсэсмэски и наши разговоры.

Но, опять же, если привлечь логику к попытке объяснить нелогичное, мобильный телефон должен принимать и передавать сигнал лишь в тех комнатах, которые ближе к внешним стенам дома на Почтовом съезде. Пусть в нем даже перемешаны все пять, шесть, семь измерений, пусть на него наложено проклятие, пусть через него протекают кровавые потоки, у этого дома есть конкретные физические показатели: двери, окна, стены. И если Иван Горностай находится в доме, можно хотя бы предположить, где он находится.

Проверку сделать просто. Позвонить! Ответит телефон – Горностай где-то близко к Почтовому съезду. Не ответит – значит, далеко от него.

Маша набрала номер, который значился в ее списке контактов как «Я в МТС‐2», и услышала: «Абонент недоступен». Голос робота показался до боли родным…

С острым чувством разочарования она нажала на сброс, и в это время за ближайшей дверью услышала странные звуки. Какое-то существо, пыхтя и тяжело дыша, скреблось в нее и даже билось в нее всей тяжестью! Маша отпрянула, перепугавшись так, что ноги онемели. Она бы бросилась бежать, да не смогла: стояла и таращилась на дверь.

А дверь сотрясалась, но не открывалась, хотя существо бросалось на нее с такой силой, что должно было ее вышибить.

Так что, дверь заперта, выходит? То есть можно не бояться?

И вдруг сквозь почти обморочный звон в ушах Маша с трудом расслышала громкий лай.

Там, за дверью, была собака!

– Гав? – неуверенно позвала она, и в ответ раздался такой оживленный лай, что Маша не выдержала и рванула дверь.

Что-то произошло в этот миг… что-то странное, непостижимое. Она словно бы коснулась некоего живого существа – нет, не враждебного, не пугающего, а… послушного? Сочувствующего? Может быть, даже чего-то ждущего от нее?

Объяснить невозможно – миг соприкосновения, общения был слишком краток, Маша не успела толком ничего осмыслить, успела только изумиться, что дверь так послушно открылась, хотя только что не поддавалась отчаянным усилиям.

Гав ворвался, словно насмерть перепуганный – жесткая шерсть на загривке дыбом, обвисшие уши чуть ли не торчком, глаза вытаращены, – но не начал ни лизаться, ни ласкаться, а навалился на Машу лапами и заставил ее повернуться спиной к двери, а потом вцепился в полы ее курточки и потащил прочь, то и дело мученически косясь назад глазами и всем своим обликом выражая такой ужас, что Маша не могла им не проникнуться.

Она оглянулась.

Дверь оставалась открытой. В проеме стоял человек – ни лица, ни одежды толком не различить, некая смутная тень, колеблющийся силуэт, словно нарисованный сигаретным дымом, виден только рот, широко распяленный, как на картине Мунка «Ужас», рот, окаймленный черной бородой, испятнанной чем-то красным, будто кровью, и из него рвался тихий, мучительный вой, в котором Маша различила только отдельные звуки:

– …и…я! …и! …и!..яа-ю!

Тень подняла призрачные, прозрачные руки, простерла к Маше… ладони были обагрены, с них срывались красные капли…

Маша завопила так, что чуть не оглохла от собственного крика, и Гаву не нужно было прилагать больше сил, чтобы заставить ее кинуться сломя голову к ближайшей двери и рвануть ее в поисках спасения.

* * *

В эту самую минуту наконец-то очнулся Иван Горностай.

Облегчение, которое он испытал, когда понял, что ни руки, ни ноги у него больше не связаны и он вполне может повернуться на бок и дотянуться до бутылки с водой, которая стояла на дощатом полу, было настолько сильным, а утоление жажды – настолько блаженным, что он пил и пил, ни о чем не только не думая, но и не желая думать.

Когда поворачивался, на пол соскользнуло то, чем он был укрыт, и упало под лавку, на которой он лежал. Но тотчас забыл о том, что упало. Не мог отвести взгляд от небольшой пластиковой бутылки, из которой пил. На ней была наклейка: «Святой источник».