Дом Отражений

...в ночи тлел огонек сигары, ветер приносил удушающе-сладкий аромат индийских цветов. В руке лежала узда Винни, сам верный конь тихо всхрапывал рядом, прядая ушами. Ему не нравилось тут, и Эдуард понимал, почему. Все эти проклятые языческие капища давно пора снести к дьяволу. От храма несло, как от раскаленной печки, угольным жаром, духотой и благовониями, с тонкой примесью иного аромата - аромата свежей крови. Дурные индусы все еще приносят жертвы своим идолам, и один из самых мерзких был неподалеку. Виконт Марлоу бросил окурок и вдавил его каблуком в твердую землю. Нельзя считать кражей спасение из лап язычников такой красоты. Молодой человек вытащил из кармана клочок пергамента. В мягком лунном свете он еще раз внимательно изучил рисунок. Ничего сложного. Подобрав камешек, Эдуард обернул его пергаментом и швырнул в мутные воды притока Ганга.

Храм этого суккуба все же был построен с бОльшим вкусом, чем прочие индийские святилища. Нежно-зеленые стены и изящный узор на портике скорее могли украшать святилище Дианы или Венеры, чем чернокожего дьявола. Эшем коснулся двери. Заперта. Но замок примитивен, а внутри нет засова - в этом молодой капитан убедился несколько дней назад. Винни тихо заржал. Потрепав коня по холке, Эшем намотал узду на куст с бело-розовыми цветами и с разворота пнул замок ногой. В ответ раздался слабый хруст - путь был свободен, виконт поторопился войти и притворить дверь. Он не боялся черномазых, хотя, навалившись кучей, они могли доставить некоторые неприятности. Лучше оставить между собой и ними хоть какую-то преграду.

Эдуард вытащил из кармана припасенную свечу в бумажной обертке и огниво. Здесь было темно, хоть глаз выколи, и сочащегося сквозь щели в двери лунного мерцания едва хватало, чтоб разглядеть белую свечу. Будущий граф высек огонь, и на фитильке затрепетал слабый язычок пламени. Оранжевый свет скользнул по стенам храма. Эдуард невольно вздрогнул и перекрестился. Он был христианином, хотя и не слишком набожным, и вид этого дикарского "искусства" лишь укрепил его в убеждении, что всю эту мерзость следует стереть с лица земли. На алтарном возвышении капитан заметил что-то вроде небольшого идола, подошел и поперхнулся.

- Господи помилуй! - прошептал Эшем. Это была голова женщины, и на один жуткий миг будущему графу показалось, что она настоящая. Черные вьющиеся волосы струились на алтарь, как живые, три алых глаза углями сверкали в темноте; выглядывая из цветочной гирлянды, ухмылялись черепа в ожерелье на шее женщины. Кожа суккуба была темно-синей. Из открытого рта свешивался окровавленный язык.

- Иисусе! - сабля оказалась в руке Эдуарда сама собой, и холодный блеск стали вновь внушил ему уверенность в себе. На миг виконту показалось, что трехглазая тварь действительно смотрит на него, но это был обман зрения, игра света и тени. Эшем фыркнул. Этих дикарей давно пора обратить в истинную веру. Что хорошего может быть в стране, где поклоняются исчадиям ада?

Поставив свечу на краешек алтаря, Эдуард склонился над головой. Тайник был здесь, неясно лишь, в алтаре или в статуе. "Будем же последовательны", - решил виконт, провел рукой по голове демоницы и покрылся холодным потом. Кожа твари была мягкой и теплой, как у живой. Эшем отшатнулся; сабля лязгнула о стену, и раздался тихий, бархатный смех. На лбу виконта выступила испарина. Молодой человек попятился от алтаря: трусом он сроду не был, но это! Она смотрела на него - три ее алых глаза блестели по-человечески. По стенам что-то шуршало, и Эшем готов был поклясться, что это движутся фигуры на барельефах и фресках. Стиснув зубы, капитан поднял саблю.

- Отче наш, - глухо срывалось с его губ, - иже еси на небеси...

Отдаленный хохот, похожий на шум сходящей лавины, отдавался в ушах, алый рот женщины на алтаре растягивала насмешливая улыбка, хихикали черепа в ожерелье, и одуряюще пахли красные цветы из гирлянды. Стены и пол храма кружились; шевелились, двигались, танцевали темные фигуры во мраке.

- Да святится имя Твое, - в ярости шептал Эшем, - да приидет Царствие Твое...

Свеча сверкала, как Вифлеемская звезда. Эдуард шагнул к алтарю. Свежая кровь блестела на губах, на шее, на длинном языке суккуба. Хохот приближался, в нем слышались обрывки фраз, из тьмы выступали силуэты тел - гибких, многоруких, длинноволосых.

- И не введи нас во искушение, - Эдуард медленно поднял потяжелевшую саблю, - но избави нас от лукавого...

Сверкнула золотая гора на голове демоницы, и Эшем понял.

- Яко Твое есть Царство, и сила, и слава во веки. Аминь! - свистнула светлая полоса стали, и верхушку золотого убора срезало, как кожуру апельсина. Капитан вложил в удар весь свой гнев, и наградой ему стала белая звезда. Продолговатый алмаз покоился в тайнике в голове статуи, и Эдуард схватил камень. В ответ раздался такой пронзительный, многоголосый вопль, что стены поплыли вокруг виконта. Эшем круто повернулся на каблуках, описывая саблей сверкающий круг: твари отпрянули.