Дом окон

Я сосредоточилась на первом листе. «Дорогая миссис Кройдон, – прочла я. – Некоторое время назад вы написали мне с просьбой рассказать о лете, которое мой покойный муж провел в вашем доме. На тот момент я мельком взглянула на ваш запрос. Откровенно говоря, я не удостоила его и взглядом. Бремя славы мужа стало непосильной ношей. Какую бы пользу она мне ни принесла, я более чем с лихвой вернула этот долг, годами отвечая на письма каждого, кто проявлял интерес к работам Томаса. Слишком уж часто это усердие возвращалось граничащими с клеветой описаниями моей личности, моих побуждений и моего влияния на работы мужа. Как вы понимаете, я не пропускаю ни одной книги, посвященной его жизни и творчеству. Наговорщики, подобно вампирам, раз за разом возвращались, чтобы высосать из меня всю информацию до последней капли. В результате подобных инцидентов отныне всем заинтересованным жизнью Томаса я предлагаю обратиться к профессору Райс. Несмотря на то, что ее биография содержит ряд ошибочных интерпретаций, она доподлинно отражает факты и события его личной и нашей совместной жизни. По заверениям профессора, подобное доверие в общении с желающими оказывает благотворное влияние на ее репутацию, и я стараюсь ей в этом не отказывать.

Насколько я понимаю, вас не интересует характер моих отношений с профессором Райс; и вы, вероятно, задаетесь вопросом, что заставило меня изменить свое решение и написать вам письмо. Может оказаться, что, несмотря на приведенные выше заявления об обратном, я скучаю по обязательствам, наложенным на меня положением уполномоченного представителя своего мужа. Он всегда вызывал значительный интерес у публики, и по прошествии времени было приятно, что людей, а особенно ученых, начали интересовать и мои мысли. Я, однако, думаю, что в вашем случае подобное суждение неприменимо. Я не имею намерений отвечать ни на одно из четырех или пяти писем, присланных мне за последние месяцы. Я с радостью перешлю их профессору. Но ваше письмо не давало мне покоя. Несмотря на все мои усилия, оно не желало отступать, поэтому я пишу вам ответ в надежде, что смогу найти в нем удовлетворение.

Полагаю, профессор Райс ознакомила вас с биографией Томаса. И вам известно, что летом 1953 года для нас наступили тяжелые времена. Наш брак стоил Томасу немалых усилий, а как только на свет появились близнецы, его стеснение многократно усилилось. Моя кузина и ее дочь переехали в наш дом, чтобы помочь с уходом за детьми, и это принесло Томасу еще большее несчастье. Его недовольство обострялось завязавшейся перепиской с загадочным художником, проживавшим в Гринвич-Вилладж. Этот художник по имени Рудольф де Кастри написал Томасу после того, как увидел одну из его картин в галерее в Сохо. Название галереи давно стерлось из моей памяти. Он написал Томасу длинное и полное восхищения письмо. Томас не был знаком с работами де Кастри, но, в свою очередь, написал ему соразмерный ответ. Вскоре письма стали приходить и отсылаться по нескольку раз за неделю. Они обменивались теориями живописи, мнениями о других художниках и пересудами. Мужчины еще большие сплетники, чем женщины, вы не находите?

Их растущая с каждым днем сплоченность неуклонно подтачивала нашу семейную жизнь. Я не знаю, есть ли у вас дети, миссис Кройдон, но если все же они у вас имеются, то вы можете себе представить, как нескончаемы бывают их требования. Моя кузина и ее дочь оказывали безмерную помощь в уходе за близнецами, но ни одна, ни другая не были высокого мнения о Томасе, и не стеснялись в выражении своего недовольства. Ведь вместо того, чтобы денно и нощно, сидя на чердаке, писать маловразумительные картины, он мог бы найти приличную работу, чтобы обеспечить своей семье достойное существование. Они никогда не обращались к Томасу напрямую, но достигли выдающегося мастерства в искусстве выражения своего мнения ровно в тот момент, когда он находился в пределах слышимости. Слушая их, я чувствовала досаду, и в то же самое время не просила их замолчать, поскольку они облекали в слова чувства, которые я в той или иной степени с ними разделяла.