Толпа одобрительно зашумела. Лейтенант припомнил «Руководство для солдат по Сицилии», которое им раздали перед высадкой в Мессине. «Большинство жителей принадлежат Римско-католической церкви и очень почитают разных святых». Судя по всему, британец чем-то их приворожил.
– Похоже, парень немного двинулся умом, – прошептал он на ухо сержанту.
Но и сержанта явно впечатлило услышанное.
– Я не уверен в этом, – сказал он. – Я слыхал, на этой войне чудеса случались. От моего зятя Харви, а он летчик.
– Да ладно тебе. – Лейтенант снова обратился к Роберту: – Неужели вы не хотите поехать с нами на Сицилию, там вас накормят, вас осмотрят врачи, вы узнаете, что произошло с вашими товарищами.
Но Роберт покачал головой:
– Я не могу уехать. Мое плечо заживает только здесь. И только этот доктор может меня вылечить.
Тут и сержант вмешался:
– Его плечо все равно искалечено. Так что какая разница, заберем мы его или оставим здесь.
– Он дезертир, – отрезал лейтенант. – Мы не можем его здесь оставить.
Лейтенант ожидал, что англичанин станет сопротивляться, но Роберт послушно пошел с ними. Чего лейтенант никак не ожидал, так это того, что местные жители целой процессией двинутся следом, причитая и протестуя на своем варварском диалекте. Иные неприкрыто рыдали, хватали англичанина за руки. Потный лейтенант вел за локоть бледного насупленного Роберта и жалел о том, что вообще оказался на этом острове. Хуже того – его сержант, суеверный молодой парень, выросший в калифорнийской лачуге, очевидно, англичанину сочувствовал.
Дойдя до пристани, люди в молчании наблюдали, как
– Мы позаботимся о вашем друге. Будьте уверены, с ним будут обращаться хорошо.
Жители острова продолжали молчать. Роберт и Мария-Грация скованно попрощались. Затем лодка отчалила, увозя
– Чертово место, – произнес лейтенант.
– Плохой знак, если хотите знать мое мнение, – ответил сержант.
Когда лодка, рассекая неспокойные волны, вышла в открытое море между Кастелламаре и Сиракузой, англичанин тихо застонал. Из раны на его плече сочилась черная кровь. Лейтенант порылся в медицинской сумке и достал оттуда пакет первой помощи в пластиковой упаковке.
– Вот, – сказал он, – наложите повязку на плечо. Мы отведем вас к доктору, как только прибудем на берег.
Тем временем сержанту вспомнилось, как лет в пятнадцать или шестнадцать, собирая урожай на ранчо в Соледаде, он увидел парня, упавшего из фургона на вилы, и как тот истекал кровью, пока она не вытекла из него вся.
Он был рад, когда они наконец передали солдата в английский полевой госпиталь.
Из Шестьдесят шестого госпиталя в Катании Роберта с кровоточащей раной эвакуировали в Тунис, где погрузили на военно-медицинское судно, доставившее его в Саутгемптон. Весь путь он не вставал с койки и мог лишь пить чай. Его рана то затягивалась на несколько дней, то опять кровоточила. Температура у Роберта скакала вверх и вниз, его изводили головные боли. Ни каломель, ни сульфаниламид не могли победить инфекцию. Она ушла вглубь, словно пустила в нем свои корни.
Его полк – вернее, то, что от него осталось, – проводил учения севернее, но Роберт не мог вернуться в строй. В то время как его товарищи по шестому гвардейскому парашютному взводу летали над Арнемом, Роберт лежал на больничной койке за серыми занавесками, но ему было все равно, он беспрерывно думал о Марии-Грации. Он вспоминал жаркие дни в ее объятиях, когда весь город дремал за закрытыми ставнями, а они сдерживали дыхание, чтобы не нарушить тишину острова, вспоминал ее густые черные волосы. Думал об умиротворенном пробуждении рядом с ней в комнате, откуда были видны пальмы и синяя полоса моря. Он не мог с точностью сказать, было ли все это на самом деле или ему пригрезилось. Весь мир утонул, целые куски жизни куда-то провалились. И все же Роберт цеплялся за надежду, он ведь знает эту прекрасную девушку, он любил ее, и она его любила, и что когда-нибудь это вернется.
Он слушал радио и понимал, что война близится к своему хаотичному завершению. Последовала капитуляция. Гитлер мертв. И Муссолини мертв. Затем две большие бомбы были сброшены на Японию, уничтожив целые города. Скоро солдаты потянутся домой – на кораблях, на поездах, – начнется великий исход через страны и континенты. Мир снова придет в движение, но на этот раз забыв о противостоянии. Подобно мигрирующим птицам, люди устремятся в родные края.
Осенью 1945 года Мария-Грация получила открытку с видом кирпичного фасада английского госпиталя. Открытка каким-то образом нашла ее, несмотря на то что в адресной строке стояло только: «Марии-Грации Эспозито, “Дом на краю ночи”, остров Кастелламаре». «
II
Кончетта разбудила ее до рассвета.
– Мария-Грация, выходи! – Голос эхом отдавался во дворике.