– Это будет самый грандиозный Фестиваль святой Агаты в истории! – Мария-Грация села на краю террасы и замерла, держа мужа за руку. Он сжимал ее ладонь с той же твердостью, с какой сжимал ее во время войны, когда он был молодым солдатом, а она – юной девушкой, только что избавившейся от ортезов. – Я всегда любила только тебя, ты это знаешь, – сказала она.
–
А Лена тем временем судорожно готовила бар к приему новых гостей. Она высушила пол, перемыла посуду, выставила бутылки на стойку, расставила столы и стулья, протерла зеркала до блеска. И теперь, стоя у плиты, опускала в масло рисовые шарики и вынимала их, когда они подрумянивались до идеального хруста. Отец и дядя суетились у нее на подхвате – ну вылитые школяры, к превеликому удовольствию Кончетты, которая после возвращения от
И вот на площади показались первые гости, пилигримами сходили они с тропы и окунались в теплую влажную ночь, снова звучавшую музыкой
Гости постепенно заполняли бар, Лена порхала между столиками, принимая заказы. Кофе, шоколад,
– Откуда взялось столько народу? – дивился Бепе. – И не только туристы, полно итальянцев. Кто все эти люди?
– Так же было и после войны, – заметила Агата-рыбачка. – В трудные времена многие вспоминают о чудесах.
И действительно, гости, приехавшие в этом году, были иные: манеры попроще, одежда поскромнее. Но они все ели и ели. Одних чаевых, которые Лена складывала в коробку из-под четок, набралось за тот вечер столько, что хватало на оплату ежемесячного взноса по кредиту.
– Я готова была накормить их всех бесплатно, – грустно сказала Мария-Грация. – Так мы поступали в прежние времена, когда человек, у которого случилось несчастье, появлялся у наших дверей.
– А почему
– Наверное, не сомневался, что мы обойдемся и без его помощи. Бар всегда выживал в конце концов.
На террасу выглянула Лена. Увидела дедушку с бабушкой и подошла к ним.
–
Девушка могла бы стать врачом, как ее прадед. И все же в шумной суматохе Фестиваля святой Агаты этот отказ от амбиций не показался Марии-Грации провалом, каким он был бы в большом городе. Что еще могла сделать Лена, как не вернуться домой – как лодка, которую невидимый компас направляет к родным берегам? Что-то во внучке успокоилось, изменилось. На этом острове все знают, что ты сделаешь, еще до того как ты сам это поймешь; здесь старые вдовы осыпают тебя молитвами, воспитывают тебя забулдыги-картежники; здесь рыбаки зовут тебя по имени еще до твоего рождения; на этом острове все еще возможно обладать душой глубокой, как океан, и непроницаемой, как ночная тьма. Мария-Грация понимала, что даже если внучка уехала бы с острова, она возвращалась бы снова и снова – всю жизнь.
Ночь бледнела, отступая перед рассветом. И внезапно все окна на острове распахнулись, в воздухе закружились мириады цветочных лепестков. Жители пригоршнями, охапками швыряли под снова заморосивший дождь лепестки бугенвиллеи и белого олеандра, бегонии и свинчатки. И старик Флавио Эспозито, который всю ночь простоял, дрожа, в густой тени на краю площади, шагнул в этот цветочный шторм. Цветы буйствовали повсюду, танцующие пары замерли в ошеломлении. Откуда-то из-за цветочного занавеса зазвучал голос