Никто не знал, что будет, когда жара спадет и
Мария-Грация каждый раз испытывала жалость, бросая улитку в ведро, в то время как Кончетта ликующе считала: «Пятьдесят одна, пятьдесят две, пятьдесят три…»
– Приготовим жаркое, – сказала Мария-Грация. – С оливковым маслом, дикой петрушкой, чесноком и чуточкой перца.
Они работали рука об руку, молча, стараясь успеть собрать полные ведра, прежде чем взойдет солнце и наступит жара.
– Мария-Грация, – сказала Кончетта, разглядывая собранных улиток, – как ты думаешь, что стало с синьором Робертом?
Мария-Грация напряглась.
– А почему ты спрашиваешь?
– Ну, так. А все же, как ты думаешь, что с ним?
– Я не знаю. Полагаю, он все еще в Англии. Я же показывала тебе открытку, которую он прислал.
– Но в той открытке, – сказала Кончетта, – немного было написано, да и пришла она больше года назад.
– Думаю, его плечо еще не зажило тогда, поэтому он так мало написал.
– Но ты сама разве не можешь ему написать?
Мария-Грация покачала головой. Год назад она уже писала в госпиталь. Ей не сообщили ничего нового. Пациент выбыл. Они не знали, куда он направился.
Кончетта наблюдала, как улитка, словно в танце, то прячет, то показывает рожки.
– А почему мы не можем поехать в Англию и найти его? На пароходе или на самолете. Мы с тобой, Мария-Грация?
– Ой, Кончетта, ты представляешь, сколько это стоит? Много-много денег. Он наверняка сам приедет, как только сможет, я уверена в этом.
Девочка вздохнула и переместилась к другой стене. Мария-Грация слышала, как она что-то бормочет себе под нос, разрывая землю. Кончетта явно собиралась поискать улиток помельче,
– Не складывай
– Угу, – пробурчала Кончетта.
Они трудились, пока солнце не поднялось над головой и все оставшиеся
– Можно я съем парочку прямо сейчас? – взмолилась она. – Я люблю сырых улиток.
– Кончетта, подожди, пока мы их не приготовим.
Мария-Грация распрямилась, подняла ведро и тут почувствовала, что сзади кто-то наблюдает за ними.
Может быть, из-за того, что Кончетта только что про него спрашивала, или потому что она сотни раз представляла себе эту сцену, какой-то миг она была уверена, что это Роберт. Но в тени стоял мужчина в заграничном костюме не по размеру, с потрепанным фанерным чемоданом и лицом одного из ее братьев.
– Флавио! – вскрикнула девушка. – Боже, это ты?
– Мария-Грация, – сказал мужчина, похожий на ее брата.
– Ох, Флавио. Это и вправду ты, а не твой призрак?
– Ну конечно я.
– Где же ты был? Нам сказали, что ты пропал в Северной Африке.
– Ты не хочешь поздороваться со мной?
Но когда она обняла его, он немного отстранился, не отвечая на ее объятия.
– Ты ожидала увидеть кого-то другого. Когда ты обернулась и увидела меня, ты была разочарована.
Мария-Грация вытерла слезы.
– Да нет же. Это просто от неожиданности. Пойдем домой к маме и папе.
– А где Аурелио и Туллио? Они уже вернулись?
– Мы ничего о них не знаем.
Она взяла его за руку и повела домой. Кончетта тащилась с двумя ведрами улиток позади.
Когда они вошли в город, кое-кто из жителей, признав Флавио, здоровался, но никто не подошел к нему. Мария-Грация заговорила с преувеличенным энтузиазмом:
– Я так рада – ты увидишь, здесь почти ничего не изменилось, – да, и еще у нас твоя медаль…
Кончетта, не справившись с грузом, опустила ведра и закричала:
– Эй!
Мария-Грация обернулась:
– Прости,
Флавио подхватил второе.
– Что это? – спросил он, вздрогнув при виде копошащейся кучи.
– Улитки.
– Для еды?
– Для чего же еще? По правде говоря, в последнее время на острове с едой туго. Но благодаря Господу и святой Агате у нас есть рыбаки. Я уверена, на Сицилии, вдали от моря, люди и похуже живут, чем мы здесь.
Она не могла не заметить, когда он взялся за ручку ведра, что на правой кисти у него остались только большой и указательный пальцы. И почувствовала, что вот-вот расплачется.
– Что произошло с твоей рукой?