Дом Леви

У киоска большое скопление народа. Перед киоском стоит жена Отто и продает газеты. Мина, с которой Отто в вечном споре, сегодня продает газеты, потому что мужа вчера забрали в тюрьму. Не из-за Кнорке. Отто заплатил штраф за оскорбление чиновника при исполнении служебных обязанностей. Да и не время сейчас сидеть в тюрьме из-за какого-то Кнорке. Отто был арестован вчера, когда шел из дома в дом, собирая пожертвования на забастовщиков. Денег особых не собрал и потому встал на перекрестке, протягивая коробку прохожим, пока не возник полицейский в гражданской одежде и не арестовал его за сбор денег без официального разрешения.

– Ну, люди, как вам нравится Отто? – посмеиваются безработные.

– Вышел захватить власть, так власти захватили его.

Пыль стоит от толпящихся у киоска людей. И глаза всех обращены на Мину.

– Бедный Отто, сидит в тюрьме в такие дни, это ведь его дни – для борьбы.

– Что сказать, сильно горяч Отто. Мина, ты хоть познала горячность своего мужа?

Мина молчит. Она намного выше ростом Отто, худа и телом похожа на мужчину, без единого намека на женственность. Светлые ее волосы затянуты назад, ни одной морщины на лице, и все же, оно не выглядит молодым и гладким. Она бесплодна. Стоит у киоска как хмурая скала.

– Мина, – обращается к ней долговязый Эгон, – береги своего Отто. Муж есть муж. А муж, который далеко, считается как мертвый.

Все так и ждут, развяжется ли язык у Мины, но она только удостаивает Эгона коротким взглядом, и тут же все его мышцы сокращаются и рот замолкает. Со дня, когда он удостоился взойти на арену, как артист, слова изрекает возвышенно. В свободное время он похаживает по переулку, позванивая в кармане мелочью.

– Мина, – мямлит прусский Голиаф, – не хмурь лица, мы ведь только хотим тебя немного развеселить.

– Отто пошел в тюрьму. Из-за чего? Из-за политики. Нет у него души – только политика.

– Мина, я семь лет отсидел в тюрьме. Удовольствие невеликое. Но я сидел по делам бизнеса, а твой Отто – по делам политики.

– Мина, не упусти появившуюся для тебя возможность поднять дело на высоту, которая вызовет всеобщее уважение. Людям не нужны эти газеты, добавь хотя бы спортивное приложение, начались ведь велосипедные гонки.

– Поглядите на эту женщину: прямо на виду у всех продает газеты Отто!

– А что ей делать? – защищает ее женщина. – Муж в тюрьме, детей нет.

– «Роте Фане»! «Красное знамя!» Сто двадцать тысяч рабочих бастуют! В рабочих стреляли, граждане, покупайте газету! – Рекламирует Мина товар.

Удивительно приятный голос у сердитой Мины, звучный, как гонг. Прохожие останавливаются, прислушиваются к этим звукам, смотрят на высокую женщину, на ее хмурое лицо и простертые к ним руки.

– Покупайте газету, люди! Новости о большой забастовке!

Двое полицейских встают со скамьи и приближаются к киоску, став за спиной Мины, высокие, молчаливые, руки на резиновых нагайках, притороченных к бедрам. Прохожие продолжают свой путь. Безработные топчутся на месте и косятся на полицейских. Мина поднимает взгляд на двух полицейских и повышает голос:

– Стреляли в рабочих, люди, в наших братьев!

– Выбирай слова, женщина, – хрипло говорит один из полицейских.

Под липами стоит наряд полиции. По улицам фланируют бездельники. Сверкают окна витрин. Проносятся трамваи, несутся автомобили, гуляют прохожие – женщины с корзинами, мужчины с портфелями, сутенеры и проститутки. Все в движении, жизнь продолжается.

Мина размахивает газетой. Голос останавливает:

– Арестовали людей, арестовали!

Время от времени кто-то останавливается, но, увидев полицейских, уносит ноги.

– Что здесь происходит? – Хейни сын Огня возвращается с рынка. Корзина с покупками в его руках. Еще издалека он увидел долговязого Эгона, с которым еще не сведен счет с той ночи в луна-парке. Хейни приближается к киоску и выпячивает грудь. У киоска все приветствуют его: посланец забастовщиков от переулка! Вешает Хейни корзину на гвоздь в стенке киоска, поворачивает голову к Эгону, направляя из-под козырька кепки прямой взгляд на прусского Голиафа, который тут же предпочитает приблизиться к полицейским. Стоящие у киоска обитатели переулка радуются ссоре, которая произошла между Эгоном и Хейни и стала известной всему переулку.

– Ха, – кричит Хейни, – прусский Голиаф под защитой резиновых нагаек. Подойди поближе ко мне, Эгон, проверим твою силу, соломенный Голиаф, выйди на светлый путь, и посмеются над тобой зрители.

– Что это здесь происходит? – спрашивает один из полицейских.

– Это спор между друзьями, – говорит Эгон.

– Ты не ускользнешь из моих рук, поймаю тебя, и еще как! Проучу тебя, как обманывать людей, надутый шест.

Лицо Хейни багровеет. Эгон на всякий случай отступает за спины полицейских.

– Если есть тебе что сказать, подними свои кулаки, и не прячься за передниками бронированных нянек. Зуб за зуб разобью тебе в честном поединке.

– Купи газету, – обращается Мина к Хейни, – есть новости о забастовке.

– Я? – Хейни качает головой, – я социал-демократ, и не читаю твои газеты, Мина.