Дом, которого нет

С меньшим я братом становлюсь бабой Ягой.

То есть особою, что в смерть одной ногой.

Вот интересно, будет ли бояться

старушки он весёлой и в татухах,

которая сварливо шутит сказкой

и объяснит, чтоб понял, оплеуху.

На юморке и воспитать приятно.

Своих я вверх "рожаю". Там нет яда.

Дела творятся славные и слабые.

Всё одинаково необходимо в пустоте.

Расколот мир, но собран может нами быть

через предельное разбитие. И тент,

нависший над макушкой, разойдётся,

чтобы впустить туда, где нету слёз уж.

Конечно, не относится ко всем,

что говорю: в лесочках сумрак разный.

Да и вообще… Рот без метафор нем.

Намёк содержится меж строк у всякой сказки.

Удобней вообще молчать, конечно.

И слушать, что расскажет рядом нечто.

Заглянем в круг Сансары. Там нулей

и единиц круженье продолжалось.

Инесса в интернате для детей

с увечиями – дать пыталась счастья

немножко. Меценатка, приходила

и, как сиделка, с ними говорила.

Мальчик без ног на коврике сидел.

Две башни он построил из конструктора.

Шатались… Но друг с другом сдвинул те,

и устояли, опираясь на друг друга. – Да, –

сказала Лора, здесь с близняшкой правой, –

напоминает половин исканье в парах.

– Ты молодец, – улыбку для ребёнка

послала Инь. Был мальчик черноглаз.

– Слишком высокие, одни стоять. – Серьёзно

взглянул на… одинаковых сейчас.

– Расширь фундамент, сделай пирамиду. –

«И сверху царь, превыше индивида», –

совет дала и вслух и про себя

Кобра (футболка, голубые джинсы,

куртка из кожи: нечего и взять).

– Попробую, – он вымолвил, – спасибо.

Куда ты глазом смотришь, тётя, белым?

– Туда, где забежишь на башню вверх ты. –

Слеза сверкнула у её двуглазки.

Неброская, и видная лишь ей.

Сочувствовала: будто бы опасный

бандит калекой сделал без затей.

Взбегают большей частью вопреки.

Себе вокруг или себе внутри.

Снимаю шляпу перед стоицизмом,

восставшим после некого разноса.

Разбрызнув яд в лицо, тот обнажила

перед лицом Паучьим Кобра. Вдосталь

и наругались, и, конечно, намирились.

Был суицид преодолён тем, что был принят.

Инь гасла на глазах, спеша куда-то,

где не хватает людям теплоты.

Разорвалась бы, чтоб в едину дату

страдальцам местным подарить цветы.

Чем меньше Ян был дома, с ней касался,

тем ярче та светила, всем и сразу.

Лежали сёстры рядышком с причалом.

Прошёл ещё год. Двадцать было им.

За это время многое случалось,

но мы его, позвольте, пробежим.

Шумели волны. Чайки им кричали.

Читала как-то: матери отдали,

чтоб сыновей вернуть, красу и силу,

морским принцессам, обернувшись в чаек,

летающих, зовущих… те же милых

не встретили, и страждали, причалив.

В иной легенде счастья миражи

манили позабыть за морем жизнь.

Почти сливался в голубое горизонт.

Как платья, рябко небо и волна.

От солнца закрывал курортный зонт.

Похож был полдень на обитель сна.

– Вот бы всегда так было, ты и я…

но мы с тобой – не целая семья.

– Ты знаешь ведь, что он тебя погубит.

– Мне с ним не жалко, Лора, умереть.

– Я вижу день, где он тебя не любит.

Святого скоро выветрится след.

Мы ненавидим тех, в кого влюбились,

сильней всего – за то, что изменились.

– Я прежняя. – Так кажется. Держать

в ладонях сердце на высоком пульсе

и "стоп" на власти времени нажать

он ещё может. Но трясётся руль весь.

Тристан с Изольдой пробыл долго так

затем, что против счастья мир восстал.

Адюльтер у Гиневры с Ланселотом.

Запретна связь, держалась вперекор.

Либо, как Клайд и Бонни, ты дерёшься

со всем, либо – даёшь игры узор… –

От Иды через Лору до Инессы

не повторится путь (лишился веса):

«Земля и время, и мечта живая».

– Неужто просто рядом быть нельзя?

Без криков и стенаний, скачек к раю,

походов в ад, чтоб там плясать, скользя!

Хоть тресни, не пойму всех этих штук!

– В иллюзии своей погряз Паук.

Ему бы всё войны, а драться не с кем.

Таким, как он и я, опасен мир.

Вот только я в разрыв гляжу из бездны,

а он стоит, огромный, и… горит.

Вести и некуда, и незачем, и некого.

Без применения огонь сожрёт уже тебя.

Но Ян умён, и отдаёт себе отчёт,

что будет, прекратись бои наружу.

Он город вычислил, как небо звездочёт,

чем свои пальцы, знает его лучше.

Поставки через море тешат нерв.

Не будь меня, в застое бы помéр.

Я как бы с ним, но как бы и отдельно.

Поэтому он выше смерти… но

не жив сам, понимаешь? Приведенья

мы оба. Выражение одно,

а смысл обратный. – Лора, я устала.

Жива, да лучше б призрачною стала.

То, как с чужой, ни слова не проронит,

то чуть ни ноги целовать, упав, готов.

Недавно в золотой меня короне

так хотел видеть, что купил её… Остов

трещит по швам. Мы, где б ни находились,

в себе давным-давно остановились.

Спектакли у тебя одной выходят.

Пристрастна Ида к студии Конька

Морского: сплошь в татуировках. Хоть бы

и так. С ним ведь живёт она пока.

Я рада, что вы с ней уже не в ссоре.

Но их союз… ни радости, ни горя.

Так не хочу я, Лора. Не хочу.

Прекрасно помню миг, где мы впервые

поцеловались, как я, по плечу

ему, тянулась… Снимки – неживые!

На что ты обернулся, то прошло.

Колотим мы в растущее стекло.

Имеют в три ствола подруг своих

(чтоб скуку снять) и продают их даже…

Да, в шутку, но представь себе вой их

душ, исчерпавших то, чем грезил каждый,

пока ни встретил грёзу "здесь, сейчас"!

В общак делиться жизнью не для нас.

Свою, одну, мы просто искалечим.