Читаем Дом, которого нет полностью

– Есть план во мне, как этому помочь.

Попробуй, вместо новой вашей встречи,

представить, кем была бы ваша дочь.

Назвать её Софией ты хотела.

И шёпот мудрости глушить в себе – не дело.

– Рисунки, фотографии, стихи…

Её и не было тут, в мире под луною.

Её приснила я, там, где каркас нехил.

Там, где не видно, все мы, Лора, в сборе.

«Что было бы, иначе повернись?»

Замучила и память я, и лист.

– Останься Фил в живых, с ним и София,

загнулись всё равно бы, наконец.

– Откуда знаешь? – Хрупок он для виллы,

где носят тернецы вместо колец.

Ну а она, от вас, родством сплетённых,

не выжила б в ладонях раскалённых.

– Каким манером у тебя-то нет детей?

– Мой организм сжигает их попытки.

Себя творю, наполовину только здесь.

Все образы и песни… даже пытки.

У женщин-воинов, которые без примесей,

на тормоз нажимал и лунный цикл, совсем.

Им продолжение не нужно вовсе. Жанна,

мой эталон, которая сгорела,

была и девой, и бездетною. Вальхалла

валькирий обрекала без мужей жить.

Мной не потерян пламенный запал.

Ян, как теперь… сама, тот направлял.

– Всё, как и видела тогда. Одна из нас ты

способна пережить хоть Хиросиму.

– Тут не моя заслуга. – Но участье.

Идеями вселенной рождены мы.

Я, видимо, погибну вслед за ним.

Ты – элемент, что смертию любим. –

Шуршали волны, день стоял в зените.

Друг друга даже видеть было больно

Инь с Яном. Слабость эту устранить он

бы мог, не значь то "нож всадить в святое".

Не дал бы ей меняться и стареть.

И отпустить не мог жены своей.

Точки раздела не случилось. Была Шакти

его (см. где-то в примечаньях) только в теле.

А Лора с Шивой, как и прочими, плясала,

в любых его (см. грани) воплощеньях.

Добавить нечего особо, так вот. Сноски я

пишу на всё, когда-то уже созданное.

<p>(заметки на полях) Кассандра [2]</p>

Смеюсь, когда все плачут. Дик мой хохот.

Предупреждала, плача. Все смеялись.

Нет радости в грядущем. Пусть отсох бы

язык мой лучше, чем его вещать им.

<p>Часть XXIV. Падение Башни (начало)</p>

#np Ludwig van Beethoven – Coriolan overture, Op. 62

Я говорила, "с временем мы в контрах".

Хочу добавить слово: иногда.

Я говорила, "ненавидеть зло бы".

Хочу добавить фразу: чтоб им стать.

Всё, что ни есть, имеет право жить,

как человек – за что он ни держись.

Мои записки и заметки на полях

противоречат, кажется, друг другу.

Но это – видимость. Во сне (и на стихах)

врага порою путаем мы с другом.

Вот допишу и перестану. Смерть поэта –

там, где сокрытое становится заметным.

Там музыкант приходит, мимо слов.

Язык он птиц, как свой, воспринимает.

Вот интересно всё ж: смогу ль значком

чёрным по белому ловить все состоянья?

Мой декадент где только ни бывал,

глазами вверх транслируя сей бал.

А замолчал, меня чуть даже младше.

«Сказать неизречимое», – вот цель,

достойная, чтоб к ней стремиться. Краше

только – мосты мостить между людей.

Язык один, а говоренье на нём разное.

Но понимание даёт всему лекарство тем.

Я обещала драму. Драме быть.

Да, в смысле постановки театральной.

Как можно, братцы, драмы не любить?

С героями мы вместе умираем,

чтобы восстать из мёртвых на поклоне.

Итак, из стойла рвутся в стёклах кони

железные, назначен разговор.

Очередная пятница (цвет чёрен,

как тонировка стёкол этих). Вор,

рецидивист, сто раз плевавший в море,

по кличке Башня – к Вите двинул клинья.

Нет, не Витьку, а Вите – Виталине.

Об этом, разумеется, болтать

в совете, где серьёзные вопросы

решаются, никто не стал. Но знать

нам надо то, как та его бесслёзно

к своим ступням с кровавым педикюром

обрушила, страдать, как педик Юра.

Для рифмы Юра тут. И педик тоже. Я

не толерантна: не терплю, а принимаю.13

И Башня принял факт, что с ней сиял

в нём глаз и череп лысый, солнцем в мае.

Он не дурак был, знал, кто Кобре мать.

Запретный плод тем слаще; не отнять.

Её он навещал не за наваром,

а просто так, проверить, как дела.

Детали опущу, и так навалом

деталей видим в башне из стекла.

Для Лоры мать, с кем изредка общалась,

не близкой всё же женщиной осталась.

Она, взглянув на эти экзерсисы,

сказала Вите: рухнешь вместе с ним.

Тот, власти предпочтя умы и сиськи,

командовал, терпя команду им.

Желание быть с первым лишь из первых

близняшки получили, вшитым в гены.

У Лоры, так и вовсе пир богов…

Что от особ их типа можно ждать?

Либо вступают с верхними в любовь,

либо до верха норовят любовь поднять.

Одной в макушке луч, другой свеченье сердца,

для старшей же из них – у власти место.

Вполне в буквальном смысле, осязаемом.

Кто город с потрохами взял в карман?

«За преступлением не будет наказания», –

считал и подтверждал поступком Ян.

Он к наказанью был готов, себе на голову.

Безбашенный, от Башни ожидал подвоха он.

Ведь шахматное поле, где король –

один и белым и, чего уж, чёрным,

нуждается в играющем с собой.

И падшим, и воспрявшим, окрылённом.

Как чёрная дыра там, где звезда

сияла: оборот везде есть, да.

Проблема только в том, что пасть боялся

не сам в себе Паук. Утрать он Фею,

была бы паутина просто грязью.

Скорее сам бы умер вместе с нею.

А новой Инь не будет, он ведь Ян

(словесный ход взяла удачный я).

Не думайте про Виту мою худо.

Она не покусилась бы на дочь.

Чтоб свергнуть их, ей было нужно чудо

Перейти на страницу:

Похожие книги