Дом, которого нет

– Правильно она говорит! – сказала Евгения. – Скока ты сказала – двадцать два тебе будет? Не пущу! И в кафе… какое число? Тоже не пущу. Только бы ты послушалась, а то я вижу характер у тебя… махнёшь хвостом и вспорхнёшь из гнезда!

– Я научу, как сделать, чтобы я тебя послушала.

Женщины приготовились запоминать, керосинка стала гореть тусклым огоньком, изба погружалась во тьму. Расширяющая границы своих владений тьма наползала из углов, выбиралась из-под кроватей, оставляя нетронутыми лишь светлые лица. Кто-то из детей заворочался и всхлипнул сквозь сон.

– Расскажи мне одну историю, – полушёпотом заговорила Лидия, – как я у тебя рубль одолжила. Можешь начать с того, чтоб я прислушалась, будто я в вещем сне к тебе явилась с предупреждением и строго настрого наказывала выполнить, объясни, что в этом кафе я встречу монстра, и даже, если я в него всё-таки попрусь, сон вобьётся мне в голову и я буду начеку. А с рублём дело вышло так…

Дальше Лидия посвятила бабу Еню в подробности истории с сауной, уверила, что до сегодняшнего дня об этом происшествии знала она одна и больше ни единого человека, даже стены не знали.

– Не говорить, что ты из будущего приходила? – уточнила Евгения, которая слушала с таким видом, будто деньги взяли у кого-то другого, а не у неё.

– Если ты это скажешь, мы с матерью затаскаем тебя по психбольницам, и вряд ли кому-то будет от этого польза.

– И что же этот твой Игорёк навсегда отстал? – поинтересовалась Евгения.

– Не сразу. Поначалу строил козни, добивался, чтобы Стаса уволили с работы, искал знакомства с его начальством. Один раз ему это удалось, но Стас со своими способностями нашёл новую работу, даже лучше предыдущей. А когда появились соцсети, Игорь меня там первым делом отыскал, сменил тактику, начал ставить лайки, комплименты писать.

– Отыскал в сетях? В рыбацких что ль? – удивилась Евгения.

– Да как же вам объяснить… – Лидия оглядела дом в поисках за какой предмет можно зацепиться, чтобы помог в сравнении.

– Лайки – это собаки? – не унималась Евгения. – Ездовые поди?

– Представьте, что на дверь вашего сельпо люди вывешивают свою самую красивую фотографию…

– Та-ак.

– Под фото указано имя, дата рождения, в каком заведении учился: институт, училище, школа… А ниже каждый добавляет новые фотографии, к примеру, где мы со Стасом катаемся на лыжах, в ресторане сидим, на экскурсии возле достопримечательностей. И так каждый показывает – где он побывал, какое блюдо ему подали к пиву в баре, как он отмечает праздники и так далее… А другие комментируют – пишут письма, мнение об этом фото, и все их читают и тоже комментируют.

– Да вы что там повсбесились все? – уставились бабки.

– Это что ж я, – откровенно возмутилась Алевтина, – выну из рамки свою карточку с дедом и повешу на магазин? – Её удивлению не было предела. – А все будут приписки снизу ставить, что они о нас видите ли думають… Не-е-е… нам такого не надоть. Игнатиха знаешь, чего там про нас накалякает? Она итак мне третий год талдычет, так и колет в глаза, что я ей наседку подменила, а это она будет на весь белый свет кукарекать… В наше сельпо кто тока не захаживает, пришлые заезжають – позору не оберёшься.

Лидия пожалела, что взяла такой пример, но по-другому ей и в голову не приходило: как до них донести необъяснимые для неразвитых сороковых вещи? Сельпо – лобное место сплетен всего села, лучше бы она его не задевала, от одной только мысли, что тебя обсудят возле его дверей, бабок кидало в холодный пот. Попытавшись выправить ситуацию, используя для примера доску почёта, только на которой под фото граждане размещают поздравления, она услышала противоположный бурный возглас родственниц, сопровождаемый рукоплесканием, чуть не разбудивший детей.

– Да за какие же это заслуги тебя туды занесло?! Надо же… на доске почёта висит… Наша унучка… Дозволь нам перед соседями похвалиться, мы бы всем носы поутирали!

– Всё! Хватит! Не поймёте вы ничего! Я устала уже искать другие сравнения. – Лидия заставила их умолкнуть. В наступившем молчании она всё же попыталась отыскать в окружении подходящие предметы для сравнения, но обстановка ушла во тьму.

Тьма имела свой цвет – прозрачной седины, скрывающей под собой глухую черноту с синеватым подтоном, вот уже как с час в ней растворились светлые ткани одежды, полотенца, обрамляющие иконы и белая посуда. Здесь давно привыкли делать всё ощупью. Старшая бабка в кромешной тьме сполоснула кружки, обтёрла рушником, расставила по полкам. Послышался писклявый скрип открывающейся печной дверцы, шорох прогоревших углей, затем со скрежетом задвинулись заслонки. Лидия нащупала свои вещи.

– На дворе, небось, такая морозина… – противясь растягивающимся от зевания челюстям, произнесла Евгения.

– Я на улицу не пойду, – сказала Лидия. – На вашу улицу, а на мою идти придётся. – Она нащупала пульт. – Ба, ты отошла от печи? – обратилась она к Алевтине. – Дай я тут стану… Отойди подальше, ненароком зацепишься за меня и переправишься в другой век.