И все-таки ты плачешь за едой, плачешь на улице. Вы разбиваетесь на небольшие группы, кто куда идет, и ты присоединяешься к Бену и Беннетт. Ты любишь их обоих, особенно за то, что они не дают воли чувствам и не пристают к тебе с вопросом, как ты себя чувствуешь. Вы идете в Чикагский институт искусств и проводите много времени в двух местах: в комнатах миниатюр Торна и у инсталляции Айвена Олбрайта «То, что мне следовало сделать, я не сделал (Дверь)». И там, и там ты переживаешь странный восторг, и там, и там плачешь. При виде миниатюр ты чувствуешь себя бессмертной, богоподобной, словно путешествующий во времени дух, заглядывающий в английские гостиные девятнадцатого века, и французские спальни шестнадцатого века, и американские столовые восемнадцатого века, подсматривающий за жизнью смертных, представленной в миниатюрной диораме. «Дверь», напротив, заставила тебя умалиться, словно ты простиралась перед мерцающим покровом смерти. Меньше, все меньше и меньше, и вскоре ты вновь плавала в озере своих слез.
Тут ты слышишь какой-то плеск неподалеку, плывешь туда, чтобы узнать, кто это там плещется. Сначала ты думаешь, что это морж или гиппопотам, но потом вспоминаешь, какая ты теперь крошка, и, вглядевшись, видишь всего лишь мышь, которая, видно, также упала в воду.
«Заговорить с ней или нет?» – думаешь ты. Возможно, это кубинская мышь, перебравшаяся сюда во время Десятилетней войны (хоть ты и гордишься своим знанием истории, ты не очень ясно представляешь себе, что когда происходило). И ты начинаешь: «¿D
Мышь рванулась из воды и вся затрепетала от ужаса.
– Простите! – быстро говоришь ты, видя, что обидела бедного зверька. – Я забыла, что вы не любите кошек.
– Не люблю кошек? – вскрикивает пронзительно Мышь. – А ты бы их на моем месте любила?
– Наверно, нет, – пытаешься успокоить ее ты. – Прошу вас, не сердитесь! Жаль, что я не могу показать вам мою кошку. Если б вы только ее увидели, вы бы, мне кажется, полюбили кошек. Она такая милая, такая спокойная, – задумчиво продолжаете вы, лениво плавая в соленой воде. – Сидит себе у камина, мурлычет и умывается. И такая мягкая, так и хочется погладить! А как она ловит мышей! Ах, простите! Простите, пожалуйста! – кричишь ты.
Мышь изо всех сил плывет прочь, по воде даже волны пошли.
– Мышка, милая! – ласково кричишь ты ей вслед. – Прошу вас, вернитесь. Если кошки вам не по душе, я о них больше ни слова не скажу!
Услышав это, Мышь поворачивает и медленно плывет назад. Она страшно побледнела. («От гнева!» – думаешь ты.)
– Вылезем на берег, – говорит Мышь тихим дрожащим голосом, – и я расскажу тебе мою историю. Тогда ты поймешь, за что я ненавижу кошек.
И в самом деле надо вылезать. В луже становится все теснее от всяких птиц и зверей, упавших в нее. Там были Робин Гусь, Птица Додо («истребленная доверчивая птица» Эми Паркер), Попугайчик Лори, Орленок, и рядом с ними гребут все те, кто хоть однажды видел, как ты ревешь на людях. Ты отворачиваешься от их жалости, плывешь вперед, и все тянутся за тобой к берегу[98]. На краю лужи странные создания и незнакомцы расходятся, рассеиваются по улицам Чикаго.
Ты приезжаешь домой и обнаруживаешь в ящике «Входящие» сообщение: «Я ошиблась».
Подобно жене Лота, ты оглянулась, подобно жене Лота, превратилась в соляной столп[99], но, в отличие от жены Лота, Бог дал тебе второй шанс и вновь превратил тебя в человека, а потом ты снова оглянулась и снова стала солью, и тогда Бог пожалел тебя и дал тебе третий шанс, и снова и снова ты проходишь этот цикл проступков и прощений, застываешь на миг, а в следующий – снова на ходу, нежные члены движутся, и тело продирается сквозь грязь, потом вновь неподвижна, как древесный ствол в облаке пыли, потом несешься по дороге, и льющийся с неба огонь гонится по пятам; ты мультяшка, а не женщина – вечные превращения из животного в минерал и обратно.
Она пишет тебе на электронную почту: она остановилась в гостинице в Айова-Сити, приезжай повидаться. Ты отвечаешь «нет», а потом все равно едешь.
Она говорит, что приехала в город специально, чтобы повидаться с тобой, она хочет быть с тобой, а ты привезла коробку ее вещей, чтобы ей отдать, а вместо этого осталась сама. Ты кричишь на нее и плачешь. В какой-то момент в дверь стучат. Ты открываешь – за дверью квадратноголовый, медленноречивый айовский парень. У него странная пугающая улыбка. Он говорит, что вам обеим стоит присоединиться к его тусовке, придете? У них там и выпивка, и кое-что еще. Ты так и не выяснила, что за «кое-что еще», – захлопнула дверь. Постояла минутку и задвинула засов.
Она подходит сзади, хочет тебя обнять. Ты отшатываешься так резко, что налетаешь на дверь. Поворачиваешься, сползаешь на пол, она говорит «шшш, шшш», ты просишь ее не прикасаться к тебе, а она все равно прикасается. Нюхает твою голову: