Помнишь ли, читатель, тот нелепый фильм «Вулкан» с Томми Ли Джонсом? Помнишь, как удалось остановить извержение в самом центре Лос-Анджелеса? Заслонили лаве путь бетонными блоками, поливали из пожарных шлангов, направили лаву в океан, и все обошлось. Дражайший читатель, лава движется не так. Тебе это любой человек скажет. Вот правда: я все жду, чтобы мой гнев улегся, но он не унимается. Я все жду, чтобы кто-нибудь перенаправил мой гнев в океан, но никто не может этого сделать. Мое сердце ближе к пику Данте в «Пике Данте»[87]. Мой гнев растворяет старушек в кислотных озерах, засыпает пеплом причудливые городки Тихоокеанского Северо-Запада, забивает сажей двигатели самолетов. Лава просачивается и течет по моим склонам. Надо было слушать специалистов. Надо было вовремя эвакуироваться.
Итак, Халиль Джебран. Я знаю, о чем он говорит, но он неправ, даже с точки зрения риторики. На самом деле люди селятся возле вулканов именно потому, что удобренная пеплом почва чрезвычайно плодородна. В этих опасных местах колосится высокая пшеница, фрукты наливаются сладким соком, цветы лучистее. Урожай богаче. Правда в том, что лучше всего жить в тени прекрасного и яростного вулкана.
Вы общаетесь по телефону, но вскоре она перестает брать трубку, перестает отвечать на текстовые сообщения.
– Если ты хочешь, чтобы я не расстраивалась, – говоришь ты, когда она наконец отвечает, – если хочешь, чтобы я успокоилась, веди себя как-то иначе.
Собственное тело кажется огромным, распухшим, как будто торс вдавлен в угол комнаты, а ноги вот-вот свесятся из окна,
– Мне плевать, – говорит она так мягко, что ты понимаешь – это правда.
– Ты все еще встречаешься с ней? – спрашиваешь ты.
Ты плачешь и не можешь остановиться[88]. Ты плачешь в телефон, заливаешь его соленой водой. Телефон ломается[89]. В итоге она рвет с тобой отношения по скайпу. Лицо ее жалобно морщится.
– Я хочу, чтобы мы остались друзьями, – говорит она.
Все кончено. Ты смотришь на померкший, мертвый телефон, прямоугольник черного стекла. Он растет в твоей руке, становится больше – нет, это ты съеживаешься. Пока ты успела это понять, росту в тебе осталось всего три фута. Один фут. Шесть дюймов. И вот соленая вода подступает ко рту. Ты думаешь, уж не упала ли ты в океан. А если так, говоришь ты себе, никто не придет мне на помощь. Но потом соображаешь, что оказалась в озере слез, которое сама же и наплакала, когда в тебе было девять футов росту[90].
– Зачем же я так много плакала! – сокрушаешься ты, плавая в этой луже и пытаясь найти берег. Теперь я за это поплачусь, утону, видимо, в собственных слезах. Это будет очень странно, конечно! Но сегодня и так все становится страньше и страньше[91]!
Дом иллюзий как «Миссис Дэллоуэй»[92]
Вечером того дня, когда она с тобой порвала, ты должна была устроить прием для одной из твоих преподавательниц после ее лекции.
Чтобы развесить в столовой рождественские гирлянды, ты подтаскиваешь к стене купленный на распродаже стеллаж и карабкаешься на него. Ты тянешься вверх, вверх и слышишь, как поддается ДСП. Ты падаешь не с полки, а сквозь полки, и в таком виде тебя застают Джон и Лора: стоишь на обломках стеллажа, по ногам струится кровь, ты громко всхлипываешь[93] (у твоих ног простирается океан, мимо проплывает Додо[94], приветливо тебе машет). Тебе неловко, что ты сглупила, вообразила, будто дешевая конструкция из дерьма и палок выдержит твой вес; тебе неловко, потому что по ногам течет кровь, такая красная, просто выливается из тебя, пренебрегая чувствами окружающих. Тебе неловко, что в таком состоянии ты организуешь вечеринку, неловко, что ты вообще жива.
– Что случилось? – спрашивает Джон и, не получив ответ, повторяет вопрос, а затем ведет тебя к дивану и просит Лору принести бинты. Лора поднимает штанины твоих легинсов и прижигает ссадины перекисью водорода. Джон садится рядом с тобой, опускает широкую ладонь промеж твоих лопаток, якорь для твоего сотрясающегося скелета.
Джон звонит одному другу, тот другому, и вскоре все эти люди, которым ты полтора года ни в чем не признавалась, появляются на твоем пороге. Они застают тебя распростертой на диване и принимаются за работу, как мышки в «Золушке» – подметают, чистят, составляют списки покупок.
Кто-то спрашивает, успела ли ты поесть, кто-то другой отвечает за тебя («не-а»), и кто-то третий заказывает пиццу. Ты сидишь со стаканом воды в руке, а они все носятся перед тобой, и ты думаешь: ты не заслужила такой доброты.