Что-то раздувается у тебя в груди, одновременно и паника, и восторг. Ты вешаешь трубку. Она сразу перезванивает, и ты сбрасываешь звонок. И еще раз, и еще. Ты начинаешь всхлипывать, в комнату входит твой сосед Джон, спрашивает, что стряслось.
– Кажется, она меня бросила, – говоришь ты.
Телефон снова тренькает. Джон осторожно вынимает его у тебя из рук.
– Давай-ка его выключим, – советует он. Ты пытаешься нажать нужную кнопку, но забыла, которую, так что снимаешь заднюю крышку и вынимаешь батарею. Экран меркнет, наступает милосердное молчание. Ты всхлипываешь снова, не веря тому, что произошло; все тело болит от такого оборота обычного разговора. Джон крепко обнимает тебя, садится рядом.
Час спустя ты вставляешь батарейку в телефон. Почти сразу же он звонит. Ты отвечаешь. Она рыдает.
– Почему ты не брала трубку? – хлюпает она.
– Ты же только что меня бросила, – говоришь ты.
– Ничего я не бросила, – она почти воет.
И тут издали ты слышишь голос ее отца, разъяренный:
– Это та чертова стерва? Выключи проклятый телефон. Я сказал!
И она орет на него, требуя, чтобы он отстал, а телефон глохнет. Джон смотрит на тебя, но ничего не говорит.
Со временем ты собьешься со счета: сколько раз она вот так рвет с тобой.
Итак, ладно, дана женщина, она живет в городе Айова, а потом переезжает в Блумингтон, штат Индиана, за 408 миль. И ее подружка, которая по уши в нее влюблена, соглашается продолжать отношения на расстоянии. Она даже на миг не усомнилась, это же пара пустяков (каламбур насчет пары в тот момент не был расслышан). Весь второй год аспирантуры она носится то в Блумингтон, то из Блумингтона. Она делает это с радостью. В дороге она успевает прослушать 75 % аудио-книги. Если она едет со скоростью 65 миль в час, а средняя длина аудиокниги составляет 10 часов, сколько месяцев пройдет, прежде чем она осознает, что половину своей аспирантуры провела, ездя в гости к подруге, чтобы там на нее орали пять дней подряд? Сколько месяцев понадобится, прежде чем она примирится с фактом, что сама себе это устроила?
Часть III
У твоей мамы когда-то была мелкая дрожащая собачонка Грета, шнудель[65]. Она спасла ее – ты тогда училась в университете. Грета была серая, кругленькая, и более невротичной собаки, с приступами то скуки, то тревожности, ты не встречала. Когда умер другой семейный пес, Джибби, помесь пуделя с кокер-спаниелем – заглотил пластиковый пакет – Грета выражала свою скорбь, таская по дому целые кучи мягких игрушек, иные превосходили ее размерами. «Она все еще их таскает», – кротко отвечала мама, когда ты спрашивала ее, как поживает собака.
Однажды тебе довелось пожить с Гретой, когда мама была в отъезде, и тебя не на шутку напугала ее апатия: большую часть дня собака лежала, распростершись на диване, не трогаясь с места, вжимаясь мордой в покрывало, – но не спала, темные глаза были открыты и глядели в пустоту. С виду совершенно дохлая. Если ты пыталась ее подвинуть, она обвисала, если ты ставила ее на пол, она поджимала лапы. Ты вывела ее из дома справить нужду, она воткнулась в ближайший угол и, не сводя с тебя глаз, стала писать – так утомленно, ты за все старшие классы не чувствовала такой усталости. Если же ты выводила ее на поводке, она укладывалась на землю и не трогалась с места, приходилось нести ее домой на руках.
Однажды ты подняла ее, поднесла к выходу, распахнула дверь.
– Грета! – сказала ты. – Вперед! Ты свободна! Беги!
Она посмотрела на тебя с таким печальным, таким скорбным выражением.
Ничто ей не мешало. Дверь была открыта. Но она словно и не понимала, чт
В ту зиму вы идете в Бруклинский музей на выставку под названием «Игра в прятки». В городе ты против воли. Ты не хотела ехать в Нью-Йорк даже на несколько дней, но она настояла. Ты соглашаешься пойти в музей, потому что искусство всегда тебя успокаивало, напоминало, что ты состоишь не только из тела и сопутствующих ему скорбей.