– Я бы хотела записать Тибра и Пентри за собой, – сказала Эмилия, стараясь не обижаться, когда серо-стальные брови Камиллы удивленно приподнялись.
– Очень хорошо. – Жрица с размахом открыла свою кожаную книгу, достала ручку и сказала дворянам, где поставить подпись. Они написали свои имена, и Эмилии пришлось побороть себя, чтобы восторг не взорвал все вокруг. Она сделала это.
Она выиграла.
Она никогда в жизни ничего не выигрывала.
– Итак, – сказала она, задыхаясь.
Камилла кивнула.
– Итак.
– Итак… как мы объявим? – Эмилия посмотрела на дворян, потом снова на жреца.
– Объявим что? – Камилла казалась искренне озадаченной.
– Мою победу.
– Моя дорогая девочка, чтобы одержать победу, тебе нужна поддержка
– Да. – Эмилия моргнула. – У меня есть Тибр и Пентри.
– Два дома. – Камилла дала книжку Эмилии. – Тебе нужно три.
Но… но это означало бы…
Дом Орон был вычеркнут из-под ее имени.
– Кто? – прошептала она пересохшим горлом. Пробежав глазами страницу, она увидела их имя еще один раз.
Под именем Люциана.
32
Люциан
– Зачем вы это делаете? – воскликнул Люциан. Слава небесам, его голова начала проясняться от выпитого, и он мог нормально вести этот разговор. Ороны стояли в отведенной его отцу гостиной. По крайней мере их сын, Александр, чьи глаза были красными и воспаленными, выглядел таким же сердитым, как и Люциан. У одного из Оронов был здравый смысл, к сожалению, не у того, кто имел значение.
Лорд Сабель стоял сзади Люциана. Дайдо отстранилась от обсуждения и развалилась на кушетке, со скучающим видом наблюдая за происходящим.
– О чем тут спрашивать? Мы считаем, что ты должен стать нашим следующим императором, – холодно сказала леди Орон. Она выглядела как копия Эмилии, которая постепенно стиралась, подумал он, бледная до бескровности, ее брови были выщипаны до небытия, ее рыжие волосы выцвели проседью.
– Вы должны поддерживать свою
– Я согласен, – резко сказал Александр.
– Отец. Убеди их. – Но Гектор просто стоял молча, с извиняющимся выражением в глазах. Для Люциана или для Оронов, он не знал. Почему? Семья всегда хорошо относилась к Люциану, но этот внезапный отказ от поддержки Эмилии не имел никакого смысла. Разве что…
Разве что кто-то не заключит сделку.
– Отец. Ты этого не делал, – прорычал Люциан.
Гектор даже не вздрогнул.
– Я должен делать то, что лучше для нашей семьи, Люциан.
– Честно говоря, дело не только в Гекторе, – сказал лорд Орон. Люциан неожиданно возненавидел голос этого человека. – Мы очень высокого мнения о тебя, Люциан, и мы считаем, что ты можешь победить. Эмилии никогда не занять трон. Ей не хватает… закалки.
– Потому что вы никогда в нее не верили! – Люциан почувствовал, как разрывается на части. Он повернулся к Оронам, которые смотрели на него с настороженным выражением лица. В детстве они хорошо относились к нему, но он всегда ненавидел то, как они обращались с Эмилией. Они закатывали глаза, глядя на ее страстные увлечения, насмехались над ее осанкой и тем, как неосознанно громко она говорит, снова и снова спрашивая ее, почему она не может быть больше похожа на Дайдо. Эмилия, казалось, позволила большему обойти ее стороной, но во времена их детства он заметил, как она сжалась в себе. Эти слова разъедали ее, как постоянный дождь камень.
Но он не хотел этого вот так.
– Я собирался стать братом в храме, прежде чем меня призвали на это Испытание! – воскликнул Люциан. – Вся эта империя – это вздутая, облепленная мухами туша! Что хорошего я могу вам дать? – Слезы обжигали его глаза и горло. – Отдайте свой голос обратно!
– Нет, – сказал лорд Орон.
Прежде чем Люциан успел ответить, двери гостиной открылись.
Эмилия посмотрела на него, в ее глазах отражалось предательство.
33
Эмилия
Эмилия не любила быть в центре внимания. Пентри и Тибры самодовольно стояли рядом с Камиллой в углу, наблюдая за ней с испепеляющим презрением. Камилла ждала, чтобы увидеть, будет ли она записывать победу или нет. Люциан, Александр и Дайдо тем временем столпились у дальнего окна.
Родители прижали ее к книжному шкафу.
– Я переманила Тибров и Пентри на свою сторону путем переговоров! – Родители Эмилии никогда не проявляли к ней открытой любви, особенно с тех пор как проявились ее способности, но она и представить себе не могла, что они будут смотреть на нее с отвращением. Гордость за собственную находчивость улетучилась, и она снова превратилась в человека, выросшего у них на глазах: неуклюжую, непривлекательную чудачку, которой не пристало быть аристократкой, да и вообще кем бы то ни было. – Если я займу трон, я дам вам все, что вы пожелаете.