Доктор Смерть

С блинчиков Кирилл и начал – выбросил их в окно вместе с тарелкой. Затем он прошел в спальню к Ирине, которая уже проснулась и пялилась в телефон. Между ними состоялось окончательное объяснение. Кирилл после гордился тем, что он ни разу не сорвался на крик, а говорил тихо, спокойно. Разумеется, подлая гадина все отрицала, но Кирилл не собирался устраивать разборок. Ему нужно было сообщить о принятом решении и дать понять, что оно окончательно-бесповоротное – один рестарт в отношениях у нас был, а вот другого точно не будет. Сказав все, Кирилл вернулся на кухню, выпил кофе, машинально съел холодными две сосиски, даже не поняв, что забыл их разогреть, и начал собирать вещи. Спустя несколько минут ему стала помогать Лена. Кирилл так и не понял, что это было – желание помочь или стремление поскорее его выпроводить. Уточнять не стал – зачем? В данном случае мотивы были не важны. Важен результат – один из трех чемоданов собрала падчерица (теперь уже практически бывшая).

На Букинге первым подвернулся измайловский гостиничный комплекс. Кирилл забронировал номер бизнес-класса с удобным на вид письменным столом, вызвал такси и отбыл по-английски, не прощаясь. Едва машина отъехала от дома, как позвонила Дажилина. Голос ее звучал обеспокоенно и участливо.

– Я просто в шоке, Кирилл Мартынович, просто в шоке, ну просто в шоке, – повторяла она. – Ума не приложу, кому это понадобилось… Нет, я просто в шоке…

– Давай встретимся через пару часиков, – предложил Кирилл, впервые в жизни обратившись к Дажилиной на «ты». – Посидим где-нибудь, водочки выпьем, о жизни поговорим… Можно и у меня посидеть, я сейчас как раз в гостиницу еду. Если тебя это не смущает, конечно.

Дажилина иронично хмыкнула и ответила, что можно и в гостинице, там разговаривать удобнее, лишних ушей вокруг нет.

– Я уже не боюсь огласки, – грустно сказал Кирилл. – Чего мне бояться? Меня уже облили помоями. Это как Мопассан писал: «теперь у меня есть сифилис, и я больше не боюсь им заразиться».

Водитель настороженно покосился на него.

– Я ничем не болен, – объяснил Кирилл, не желая волновать понапрасну человека, от которого сейчас зависела его жизнь. – Меня оклеветала жена. А Мопассан – это так, для примера.

– Я три раза женился, – поведал водитель. – И все три – неудачно.

К приходу гостьи Кирилл подготовился основательно – купил два литра хорошей водки (на деликатные напитки сегодня не тянуло), кучу разных нарезок и трехлитровую банку маринованных патиссонов, которыми очень удобно было закусывать. Гостья тоже приехала не с пустыми руками – принесла снаряд ноль седьмого калибра и увесистый шмат розового домашнего сала, подаренного каким-то благодарным пациентом с южнорусскими корнями. Пришлось снова прогуляться до магазина, теперь уже вдвоем, потому что сало настоятельно требовало горчицы и чеснока.

Сначала Кирилл излил горечь, скопившуюся у него на сердце, потом Дажилина рассказала о том, как неудачно сложился ее последний роман со старшей медсестрой эндокринологического отделения, затем беседа приняла философскую направленность «зачем люди предают друг друга?»… Короче говоря, нарезались в синие сопли. Дажилиной пришлось заночевать у Кирилла, потому что ее шатало, как во время семибалльной качки. Администратор содрала с Кирилла девятьсот пятьдесят рублей за подселение в номер второго человека.

– Ты им сказал, что меня не интересуют мужчины? – поинтересовалась Дажилина, когда он вернулся в номер. – Иначе… ик!.. они будут считать меня проституткой… ик!.. а я такого позора не переживу. Ик!

– Все можно пережить, кроме предательства, – ответил Кирилл, валясь на другой конец широкой двуспальной кровати.

Спали они целомудреннее некуда – мало того, что на разных концах, да, вдобавок еще и одетыми. Утром сходили на завтрак, во время которого аккуратно похмелились из прихваченной с собой бутылки, а когда вернулись в номер, Дажилина, в знак установившегося между ними доверия, показала Кириллу свою татуировку – трех розовых бабочек на пояснице. Ничего такого, просто показала, как другу, умеющему ценить красоту. Бабочки Кириллу понравились – вырисованы словно живые, кажется, что вот-вот взлетят.

Пока Кирилл проводил время в обществе Дажилиной, его коварная супруга плакалась в жилетку своей подруге Светлане Геннадиевне. Могла бы и кому-то другому поплакаться, благо подруг у нее хватало, но выбрала именно ее, чтобы убить одним выстрелом двух зайцев – и утешение получить, и репутацию мужа окончательно втоптать в грязь. «Он меня никогда не любил… Он смолоду был закоренелым эгоистом… А еще он круглый дурак… Надо же – вызверился на меня из-за того, что о нем правду написали… А я тут при чем?..».