Доктор Смерть

– Не внушало, но, тем не менее, он помер дома на фоне назначенного тобой лечения! – не унималась супруга. – Ты хотя бы съездил взглянуть на него…

– Делать мне больше нечего! – вспылил Кирилл. – Мало того, что ты навязала мне эту консультацию, так теперь еще и мозг сверлишь! Мне лично эта школа с ее директрисой до фонаря!

– Может и я тебе до фонаря?! – полезла на рожон супруга и получила то, на что напрашивалась.

– По большому счету – да! – ответил Кирилл, не отдавая себе полного отчета в том, что он говорит, потому что ярость туманила рассудок. – Жена называется! Мне ребенка родить никак не соберешься, вечно у тебя какие-то отговорки! Только о своей дочери и думаешь! Вот ехала бы сама к этому м…ку, вместо того чтобы меня грузить всякой х…ней! Я тебе одолжение сделал, а теперь твоя очередь – заткнись, пожалуйста!

После Кирилл несколько раз попробовал поговорить с супругой конструктивно – давай забудем, ну мало ли чего не ляпнешь в сердцах – но Иру, что называется, замкнуло. «Ты нас не любишь, мы тебе не нужны, я тебе не верю, давай разведемся, так будет лучше для всех…» талдычила она и никакие увещевания не могли ее разубедить. А в какой-то момент Кириллу просто надоело разубеждать, и он решил сделать паузу в надежде на то, что со временем все образуется. При всей своей упертости Ира не спешила с оформлением развода, что обнадеживало. «Попыхтит и угомонится, – успокаивал себя Кирилл. – Хотела бы развестись всерьез – давно бы подала заявление».

Замечательная, шикарно отремонтированная и прекрасно обставленная квартира превратилась в подобие коммунальной. Кирилл поселился в малой гостиной, служившей ему кабинетом, оставив спальню Ире. Лена жила в своей комнате, комната, предназначенная для гостей, пустовала, а совмещенная с кухней большая гостиная считалась общей территорией, однако Ира с Леной избегали появляться там одновременно с Кириллом. На кафедре Кирилл с Ирой продолжали общаться, словно ни в чем не бывало. Судя по тому, что отношение Светланы Геннадиевны к Кириллу нисколько не изменилось, можно было предположить, что Ира не рассказывала подруге или кому-то еще о своих семейных осложнениях.

Гром грянул спустя полтора месяца после ссоры, когда Кириллу начало казаться, что со дня на день его жизнь войдет в нормальную колею. Ира понемногу начала оттаивать – иногда, словно бы машинально, накрывала к ужину стол на троих, пару раз позволила отвезти себя утром на работу (правда, всю дорогу молчала), а в день рождения покойной свекрови предложила Кириллу посмотреть вместе новый фильм, явно желая отвлечь его от грустных мыслей.

Кирилл выбирал удобный момент для того, чтобы сделать Ире повторное предложение – помириться хотелось красиво и впечатляюще. Он купил симпатичное колечко с брюликом, сочинил шуточное стихотворение, начинавшееся со слов «Повторение – мать учения», и обеспечил тылы – услышав, как Лена по телефону просит у подруги взаймы три тысячи, молча дал ей пятитысячную купюру. Лена сразу же перестала кукситься, поблагодарила и начала желать доброго утра и спокойной ночи. Если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, то путь к сердцу женщины – через кошелек. Спустя пару дней Кирилл спросил, как идут дела в новой школе и услышал в ответ, что все пучком. Дела, кажется, и впрямь шли нормально, потому что ребенок возвращался из школы в позитивном настроении. Умением быстро налаживать отношения с окружающими Лена явно пошла в мать, у которой уже на первой неделе первого курса, когда свежеиспеченные студенты только присматривались друг к другу, появилось несколько подруг и один крайне серьезно настроенный кавалер, вылетевший в армию после первого же семестра (туда ему и дорога).

В качестве мягкого упрека можно было сказать при примирении: «Все, что ни делается, делается к лучшему». Может ребенку и надо было школу сменить, ну а о том, что было потрачено на стимуляцию педагогов, жалеть нечего – не такие уж это деньги, чтобы по ним убиваться.

В тот день, когда жизнь раскололась на «до» и «после» Кирилл проснулся в отличном настроении, которое полностью соответствовало тому, что происходило за окном – слякотный апрель наконец-то повернулся лицом к весне, солнце уже не просто светило, но и грело. Особую прелесть дню придавало то, что он был выходным и абсолютно бездельным. Ни надо никуда торопиться, не надо ничего писать и вычитывать тоже ничего не надо. Про себя Кирилл называл такие дни «днями безмятежного счастья». Не сам придумал, а прочел давным-давно, еще в школе, в какой-то книге, и запомнил.