Дойти до перевала

Савушкин усмехнулся — ну ты посмотри, у них все офицеры — полиглоты! — поднялся со шконки, оправил китель и вместе с Котёночкиным вышел в коридор. Однако, дядьке лет тридцать с лишком, а он всё ещё поручик. Даже подумать страшно, до каких чинов он дорастёт к сорока пяти годам, глядишь, и до сотника дослужится! Как-то туго у них с карьерным ростом в этой их словацкой армии — донашивающей чехословацкую форму…

Помещение, в которое их привели, было, судя по всему, канцелярией батальона — или как в словацкой армии это называется? За столом сидел поджарый надпоручик, русый и изрядно загорелый, по левую руку от него — какой-то болезненного вида, бледный и довольно измождённый штатский парень лет двадцати пяти; впрочем, штатским он был исключительно исходя из его одежды. В остальном он не отличался от остальных — пиджак с широкими лацканами был перетянут армейским ремнем с портупеей, которую оттягивала висевшая слева, на немецкий манер, кобура с «парабеллумом», ремень портупеи был крепко затянут, а на правом рукаве — Савушкин даже поначалу не поверил собственным глазам! — была нашита красная комиссарская звезда, выкроенная, судя по всему, из бархатной скатерти.

Надпоручик сухо представился:

— Veliteľ druhého pešieho práporu, nadporučík Dorchak.

Парень с комиссарской звездой на рукаве тотчас же продублировал это на немецком:

— Der Kommandeur des zweiten Infanteriebataillons, Hauptmann Dorchak.[18]

Савушкин кивнул, коротко бросил: «Hauptmann Weidling, Ober-leutnant Weissmüller, Todt-Ingenieure», а затем, улыбнувшись, добавил:

— Freunde, warum dieses Pathos? Wir sind Verbündete! Ich bin Hauptmann Weidling, ein Ingenieur aus Todt-Organisation. Wir fahren nach Miskolc. Und wir sind weit genug von der Front entfernt, um so streng mit Freunden umzugehen…[19]

Лицо надпоручика на мгновение исказила гримаса — похоже, ему решительно не нравилась сложившаяся ситуация. Всё правильно, пять лет Германия была союзником Словакии, по сути, она стала повивальной бабкой словацкой независимости — и тут на тебе! Тяжело кадровому офицеру перестроить сознание — вчера немцы были друзьями и союзниками, а сегодня они — злейшие враги… Савушкин продолжил:

— Ich bitte Sie, mich und meine Leute zu befreien und uns zu erlauben, unsere Reise fortzusetzen. Am Ende sind wir nicht Militär, wir sind Bauherren…[20]

Тут парень со звездой, довольно ехидно улыбнувшись, промолвил:

— Wir haben einige Fragen. Auf die wir gerne Antworten bekommen…[21]

Савушкин кивнул.

— Bitte.

Комиссар, покопавшись в ящике стола, выложил потрёпанную записную книжку в серой обложке — в которой Савушкин, про себя выругавшись, узнал шифроблокнот своего радиста.

Штатский продолжил:

— Der Radiosender Ihrer Gruppe ist amerikanisch und erscheint im Juni dieses Jahres.[22] — Помолчав, добавил: — Und fünf Kilogramm Sprengstoff — zusammen mit zwanzig Zündern…[23]

Савушкин развёл руками.

— Jeder benutzt Trophäen. Ihre Armee ist keine Ausnahme, auf dem Hof sah ich einen polnischen Panzerwagen…[24] — И снисходительно добавил: — Wir sind Pioniere, wir können nicht ohne Sprengstoff sein…[25]

— Gut. Sagen wir mal.[26] — Иронично улыбнувшись, продолжил: — Vor dem Krieg arbeitete ich als Zeichner im Architekturbüro von Pan Shimek in Nitra.[27] — Достав из вещмешка кипу чертежей, наскоро смайстряченных лейтенантом Котёночкиным в Венгерской Горке, насмешливо кивнул на них и произнёс: — Wirst du deine Befestigungen nach diesen Zeichnungen bauen?[28]

Вот чёрт въедливый…. И ведь не скажешь же ему, что чертежи эти — для фельджандармов, а не для профессиональных архитекторов… Савушкин пожал плечами:

— Das sind die Skizzen. Nur in Eile erstellte Entwürfe. Vor Ort wollten wir alles grundlegend machen…[29]

— Angenommen.[30] — кивнул комиссар. А затем, открыв шифроблокнот, подвинул его Савушкину. Вот чёрт! Чёрт! Женя, радист недоделанный! Руки из задницы!

Отработанная страница с последнего сеанса была, согласно инструкции, вырвана и затем сожжена — но сделано это было наспех, в ночи, и часть листочка, который целиком должен был сгореть в Силезских Бескидах — преспокойно затаилась в блокноте. И самое скверное — вместе с обрывком текста! Три буквы в котором — Ы, Ф, и Щ — были старательно обведены красным карандашом…

Комиссар иронично посмотрел на Савушкина.

— Verwendet Todt-Organisation das kyrillische Alphabet für die Funkkommunikation?[31]

Савушкин изо всех сил постарался, чтобы его ответ выглядел максимально безразлично:

— Mein Funker ist Russe. Bei Todt ist die Hälfte der Beschäftigten kein Deutscher. Wusstest du das nicht?[32]

Комиссар кивнул.

— Ich weiß. Ihre Unteroffiziere sind keine Deutschen. Sie sagen, dass die Litauer[33]… — И весело, по-мальчишески широко, улыбнулся.

Савушкин насторожился. Хлопцы прокололись? Стараясь выглядеть всё так же безразлично, пожал плечами.