Дочь полка 2

Перед перепуганными людьми стояло семь немцев, один из них был капитаном. Дженс и Августин были впереди всех. Капитан смотрел на сбившихся в кучу людей холодно, ему совершенно были безразличны их слёзы, дети… Переводчик поднимать взгляд на толпу не решался. Он просто опустил голову вниз, сняв с носа круглые очки и нервно вертя их в руках.

— Wir haben Sie zum Verhör hereingebracht. Wenn Sie unsere Fragen beantworten, wird niemand verletzt! — почти торжественно объявил Дженс.

От его резкого и громкого голоса все сжались. Что он им так говорил? Предсмертное пожелание? Объявление? Даже Катя толком не поняла его. Да и как тут переводить, когда мозг от волнения отключился совсем? Все уставились в надежде на Августина. Тот глубоко кивнул и, наконец, поднял взгляд на собравшихся:

— Мы привели вас на допрос. Если будете отвечать на наши вопросы — никто не пострадает.

Со всех сторон послышались облегчённые вздохи. Не расстрел, допрос. Хватка Зорниковой ослабла. Она погладила большим пальцем плечо сына, но взгляда не опускала, продолжала смотреть на фрицев. Капитан тем временем не стал томить и продолжил:

— Ich komme zum Wichtigsten. Wir haben einen Kämpfer verloren und er ist nicht im Dorf, — он сделал паузу и внимательно обвёл проницательным взглядом толпу. — Ich habe den Verdacht, dass es unter Ihnen Partisanen gibt? Sagen Sie es am besten gleich. Wenn wir selbst davon erfahren, wird es schließlich sehr schlecht für Sie alle sein.

Услышав слово «Partisanen», Агафья прижала к себе Катю так, что той стало трудно дышать. Тело девочки от волнения стало каким-то деревянным и непослушным. Она уже знала, что сейчас скажет полиглот.

— У нас пропал солдат, — переводил медленно Августин. — В деревне нет его.

Все слушали его на одном дыхании. Даже ветер перестал дуть, лишь бы люди услышали каждое словечко.

— У нас есть мысль о том, что среди вас есть партизаны, — продолжал тот. — Вам лучше рассказать об этом сразу или иначе вам будет очень плохо.

Толпа зашумела: «Про каких партизан речь идёт? У нас нет их! А они нам поверят?» — перешёптывались люди между собой.

— Jetzt gestehen. Ich werde nicht warten, — убрал руки за спину капитан.

— Ждать не будем, признавайтесь сейчас, — быстро произнёс Августин и отошёл назад.

Тут Дженс достал пистолет и направил на рыжеволосую молоденькую девушку. Толпа сразу же замолчала и в ужасе посмотрела на капитана.

— Вы же сказали, что это допрос! — вдруг воскликнула Зорникова. — Что вы делаете?!

«Это допрос по-немецки», — подумала с ненавистью Катя и зажмурилась. Что же ей делать? Что же делать? Скажешь, что ты партизан — погибнут люди. И не скажешь — погибнут. Оставалось только смотреть, что будет дальше. Катя же солдат, она должна была что-то предпринять. Но в данный момент у неё были связаны руки. Выхода не было.

Капитан, тем временем, даже не посмотрел в сторону Агафьи. Его пистолет по-прежнему был наставлен на испуганную девушку:

— Partisan?! — крикнул он.

Та поднесла дрожащие руки к груди. Она быстро замотала головой и разревелась:

— Я не… я не… — её взгляд остановился на дуле страшного пистолета. Не выдержав, она упала на колени и опустила голову к земле. — Я ничего не делала! Ничего! Не надо! Не на-а-а-до! — взвыла девушка и, схватившись руками за волосы, забилась в истерике.

Дженс, понимая, что от неё толка будут мало, прицелился в бабу Раю:

— Partisan?!

— Какой я партизан? — обняла крепче Егора и Максима та. — Какой из меня партизан? Я старая вся! У меня двое внуков!

Братья стояли, прижавшись к своей бабушке. По щекам Егора катились слёзы. В такие моменты забываются все обиды и ссоры. Осознаёшь, что кроме этой ворчливой бабки и вредного брата у тебя никого нет. Никого. Родители? Связь с ними пропала ещё полгода назад. Ни одного письма не пришло ни от мамы, ни от папы. И это, несмотря на то, что воюют в разных местах. Остались только они — надоедливые, но родные люди, других нет. Августин уже собирался перевести слова пожилой женщины, но капитан жестом остановил его и опустил оружие.

— Да где у нас тут партизаны? — крикнул кто-то из толпы. — У нас дети малые за спиной! Ну как мы можем воевать?! Вы сами себя услышьте! Мы оружие в руках никогда не держали! Не губите нас!

Снова повисла тишина, прерывающую только громкие всхлипы девушки, на которую некоторое время назад направили пистолет. Рядом стоящий Мишка, медленно присел и взял бедняжку за локоть:

— Вставай, Зин, — тихо проговорил он. — Вставай! Вставай!

Но та продолжала лежать на траве. Всё-таки у всех реакция разная. Кто-то при виде оружия впадает в ступор, кто-то сопротивляется, а кто-то впадает в истерику. Наконец, мальчику удалось поднять несчастную. Но даже стоя, она продолжала плакать, держась за волосы. «Я не делала! Я ничего не сделала! Не надо! Не надо!» — зажмурившись, повторяла девушка. Но даже несмотря на угрозы, в партизанстве никто не признавался.