Рэмбо лает так, словно думает, что камень сейчас встанет на ножки и убежит. Я дам ему агат, чтобы он его понюхал, но сначала я хочу выяснить, как отец узнал о том, что человек, решивший облегчиться в кустах, – именно я. Я уже не выгляжу так, как раньше. Когда-то черные волосы, которые я заплетала в косички, теперь доходят мне до плеч и стали светлыми, как у блондинки. После рождения двух детей моя фигура немного раздалась и округлилась. Толстой я никогда не буду, потому что у меня другое строение тела и другой метаболизм, но я уже не такая худая, какой была, когда он видел меня в последний раз. И к тому же я стала на дюйм или на два выше. Рэмбо мог ему подсказать, ведь он той же породы, что и пес, появившийся на нашем холме, но пятнистый охотничий пес, бегающий по лесам Верхнего полуострова в медвежий сезон, не такая уж и редкость. Не знаю, как отец мог обнаружить связь, если только я не произнесла кличку Рэмбо вслух. И где он взял агат? Все это дело пахнет хуже, чем мясные объедки, которые мы выбрасывали в мусорную яму. Если мой отец решил втянуть меня во взрослую версию нашей старой игры, то ему стоит вспомнить, что последние три раза я выиграла.
Хотя есть вероятность, что он подбросил агат на этот пенек не для того, чтобы показать, насколько он превосходит меня в слежке и охоте. Может быть, это провокация. Или приглашение.
Я вытаскиваю из-за пояса полу рубашки, подбираю агат и протягиваю Рэмбо, чтобы тот его понюхал. Он идет по следу, обнюхивая ветки и кустарник, – к участку на дороге в двадцати футах от моего грузовичка. Оттуда цепь следов ведет на запад. Похоже, их оставили ботинки мертвого тюремного охранника. Я возвращаюсь к машине, и мне кажется, что отец сейчас выскочит из кустов и схватит меня, как, бывало, делал, когда я возвращалась в хижину, наслушавшись его страшилок в бане.
Бросаю камень на переднее сиденье, а Рэмбо привязываю на заднем и знаком велю ему лежать и вести себя тихо. Я не забыла, как мой отец относится к собакам. Отсоединяю ключ зажигания от остальных и прячу в один карман, а телефон ставлю на беззвучный режим и прячу в другой. Обычно я оставляю ключи в машине, когда иду на охоту, потому что на Верхнем полуострове не так уж много угонщиков, а ключи слишком громко звенят в кармане, но у меня нет желания пройти по отцовскому следу, а потом обнаружить, что он угнал мою машину. Для большей безопасности я запираю кабину, а затем проверяю, на месте ли нож и пистолет. В полиции сказали, что отец вооружен и опасен. Но и я тоже.
Четверть мили спустя след сворачивает на подъездную дорогу к одной из хижин, которые я хотела проверить. Я проезжаю мимо и делаю большой крюк, чтобы подъехать к дому сзади. Условия для укрытия здесь хуже, чем я думала. В этом лесу в основном растут лиственницы и сосны Бэнкса, тонкие, чахлые и сухие, как растопка, передвигаться здесь бесшумно невозможно. С другой стороны, если отец ждет меня в самой хижине, то он знает, что я здесь. Хижина ветхая и маленькая, и полянка, на которой она стоит, расположена так далеко, что почти теряется в лесу. Крышу ковром устилают мох и сосновые иголки. Боковые стены заросли крепким плющом, под ними виднеются высокие желтые цветы. Хижина выглядит, как сказочный домик из книжек моих дочерей. Но не такой, в котором живет милая бездетная пара или бедный дровосек. Скорее такой, куда заманивают неосторожных детишек. Я не свожу взгляда с сарая на краю дороги, где стоит старый пикап. Заглядываю под прицеп и осматриваю балки, но сарай пуст.
Я прочесываю границы участка и обхожу хижину сзади. Из единственного окна с этой стороны открывается вид на спальню, которая едва ли больше кровати. Внутри стоят шкаф и продавленное кресло. Кровать расположена в центре комнаты, и в ней явно давно не спали. Я подхожу к хижине сбоку и проверяю второе окно. Ванная комната, вся сантехника ржавая, а полотенца старые. В стаканчике, прикрепленном к стене над раковиной, всего одна зубная щетка. Вода в туалете коричневая. Судя по темному кольцу над самой ее поверхностью, в этом туалете уже очень давно не смывали воду.
Из следующего окна открывается вид на гостиную, точь-в-точь похожую на гостиную моих дедушки и бабушки: выцветший диван, парные кресла, деревянный кофейный столик с миской, полной шишек, фигурных коряг и камешков агата. Застекленный шкаф в углу, набитый всякими безделушкам, солонками, перечницами и стеклянной посудой времен «великой депрессии». На ручках и спинках кресел – пожелтевшие вязаные салфетки. Старое кресло нуждается в смене обивки. На столике рядом с ним – кофейная кружка и сложенная газета. Комната выглядит нетронутой. Если отец и ждет меня внутри, то явно не здесь.