Дочь болотного царя

Я думала обо всем этом, сидя вечером на заднем крыльце после ужина, в то время, когда лето медленно превращалось в осень. Я листала журналы «Нэшнл географик», пока не становилось слишком темно, и искала непрочитанные статьи. Раньше мне нравилось наблюдать за тем, как вечерний ветер колышет траву, тени ползут по болоту и на небе медленно зажигаются звезды, но в последнее время все это внушало тревогу. Иногда Рэмбо поднимал голову, лежа рядом со мной на крыльце, принюхивался к воздуху и скулил так, будто тоже это чувствовал. Желание иметь то, чего нет. Ощущение, что за пределами болота есть что-то еще, нечто большее и лучшее. Я смотрела на темную кайму деревьев на горизонте и пыталась представить, что лежит за ней. Когда над хижиной пролетали самолеты, я прикрывала глаза ладонью, как козырьком, и подолгу смотрела на небо, даже после того, как они исчезали из поля зрения. Я думала о людях, сидевших в самолетах. Хотели ли они оказаться внизу, на болоте рядом со мной, так же сильно, как я хотела очутиться в воздухе рядом с ними?

Надо сказать, отец беспокоился обо мне. Перемены, которые происходили со мной, он понимал не лучше, чем я сама. Иногда я замечала, как он изучает меня взглядом, когда думает, что я этого не вижу, и почесывает бороду – так, как делал всегда, размышляя о чем-то сложном. Обычно за этим следовала история. Легенда коренных индейцев, охотничья или рыбацкая, или история о каком-то странном, веселом, грустном, пугающем или прекрасном событии, которое произошло с ним. Я сидела, скрестив ноги и смиренно положив ладони на колени, так, как он учил меня, и делала вид, что слушаю, в то время как мысли мои блуждали где-то далеко. И дело было не в том, что мне больше не нравились его истории. Мой отец был чуть ли не лучшим рассказчиком из всех, которых я когда-либо знала. Просто теперь мне хотелось, чтобы у меня появились собственные истории.

Одним тоскливым дождливым осенним утром отец решил, что для меня настало время узнать, как готовить желе. Я не могла понять, зачем мне это нужно. Мне хотелось взять отцовское каноэ и проверить силки. На оленьем холме жила семья лис, и я надеялась поймать одну из них, чтобы мама сшила мне шапку с лисьим хвостом и висячими ушами, вроде той, которую носил отец. Мне было все равно, что идет дождь. Растаять я не растаяла бы, а если что и намокнет – все равно ведь высохнет. Мама объявила за завтраком, что, раз уж идет дождь, она будет готовить желе и хочет, чтобы я ей помогла, но я все равно натянула куртку, потому что мама не могла указывать мне, что делать. Но отец мог. И когда он тоже решил, что сегодня я должна научиться варить желе, я оказалась в безвыходном положении.

Я с бóльшим удовольствием помогла бы папе. Он сидел за кухонным столом и с помощью точильного камня и лоскута ткани затачивал и полировал коллекцию ножей, хотя все они и без того были острыми и блестящими. Масляная лампа стояла в центре стола. Обычно мы не зажигали ее днем, чтобы не расходовать медвежий жир, но в то утро из-за дождя в хижине было очень темно.

Мама помешивала деревянной ложкой яблочное пюре в кастрюле, стоящей на стойке, чтобы немного остудить его, пока содержимое второй кастрюли кипело и бурлило на плите. Пустые банки, которые она вымыла и вытерла, ждали на кухонном полотенце, расстеленном на столе. На плите у стенки стояла консервная банка с растопленным воском. Мама заливала воском баночки с желе, чтобы оно не заплесневело, но плесень все равно появлялась. Она говорила, что плесень нам не навредит, но я замечала, как она соскабливает ее перед тем, как есть желе, и выбрасывает испорченные куски. Корыто на полу было заполнено яблочной кожурой. Как только дождь прекратился, мама вынесла корыто во двор и высыпала кожуру в компостную кучу.

Мои руки были красными, потому что я выжимала горячее яблочное пюре сквозь марлю, чтобы отделить сок от мякоти. На кухне было душно и жарко. Я чувствовала себя шахтером, который добывает уголь глубоко под землей. Стянув футболку через голову, я вытерла ею лицо.

– Надень футболку, – велела мама.

– Не хочу. Слишком жарко.

Мама бросила взгляд на отца. Тот лишь пожал плечами. Тогда я скомкала футболку и швырнула ее в угол, а затем, громко топая, поднялась по лестнице в свою комнату и плюхнулась на кровать, закинув руки за голову. Я смотрела в потолок, и моя голова была полна всяких плохих мыслей о родителях.

– Хелена! Немедленно спускайся вниз! – позвала мама снизу.

Я не шевелилась. Было слышно, как родители спорят:

– Джейкоб, сделай что-нибудь.

– Что мне сделать?

– Заставь ее спуститься. Заставь ее помогать. Я не могу все делать сама.

Я перекатилась с кровати на пол и принялась копаться в груде одежды в поисках сухой футболки, надела ее, а сверху еще и рубашку, и, так же громко топая, сбежала вниз.

– Ты никуда не пойдешь! – сказала мама, когда я пересекла кухню и сдернула с крюка у двери свою куртку. – Мы еще не закончили.

– Это ты не закончила. А с меня уже хватит.

– Джейкоб!