Добывайки

– Спиллер, – весело сказал он, откидываясь назад и опираясь на локти.

– Фу, какой ты грязнуля, – помолчав, с отвращением заметила Арриэтта; она всё ещё не могла отдышаться и была очень сердита.

– Может быть, – сказал он.

– Где ты живёшь?

В его тёмных глазах мелькнула лукавая искра.

– Здесь и там, – сказал он, пристально глядя на неё.

– Сколько тебе лет?

– Не знаю, – сказал он.

– Ты мальчик или взрослый?

– Не знаю, – сказал он.

– Ты что, никогда не моешься?

– Нет, – сказал он.

– Ну, – после неловкой паузы сказала Арриэтта, обмотав прядь жёстких лошадиных волос вокруг пояса, – я пошла.

– В эту нору в насыпи? – спросил Спиллер, и в его голосе прозвучала чуть слышная насмешка.

У Арриэтты сделался растерянный вид.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

Она заметила, что, когда Спиллер улыбается, кончики его губ поднимаются прямо вверх, так что рот похож на «V»; никогда в жизни она не видела такой плутовской улыбки.

– Ты что, никогда раньше не встречала ночную бабочку? – спросил он.

– Значит, ты подсматривал за нами ночью? – воскликнула Арриэтта.

– А разве в эту нору вход воспрещён? – спросил он.

– Пожалуй. Это наш дом.

Но Спиллер вдруг потерял интерес к разговору и, отвернувшись от неё, устремил блестящий взгляд куда-то вдаль. Арриэтта открыла было рот, но он предостерегающе махнул рукой, по-прежнему не сводя глаз с поля. Она с любопытством смотрела, как он осторожно поднялся на ноги, одним прыжком взлетел на ветку над головой, взял там что-то и снова спрыгнул на землю. В одной руке у него был тугой тёмный лук почти такой же величины, как сам Спиллер, в другой он держал стрелу.

Пристально вглядываясь в высокую траву, он положил стрелу на тетиву. Раздался резкий звенящий звук, и стрела исчезла. Издалека донёсся тихий писк.

– Ты кого-то убил! – горестно воскликнула Арриэтта.

– Это я и хотел сделать, – ответил он и спрыгнул с насыпи в поле. Подошёл к месту, где трава росла густым пучком, и скоро вернулся с мёртвой мышью-полёвкой. – Есть-то надо, – добавил он.

Арриэтта была потрясена. Почему – она и сама не могла понять. Дома, под кухней, они всегда ели мясо, правда, они добывали его наверху у человеков; она видела его сырым, но никогда не видела, как убивают животных.

– Мы – вегетарианцы, – поджав губы, сказала она.

Спиллер не обратил на это никакого внимания. Для него это слово не имело смысла, как и многие другие. Просто шум, который люди производят ртом.

– Хочешь мяса? – мимоходом спросил он. – Можешь взять ногу.

– Я и пальцем до неё не дотронусь! – негодующе вскричала Арриэтта. Она поднялась с земли и отряхнула юбку. – Бедняжка, – сказала она, указывая на полёвку. – А ты – противный, – добавила она, указывая на Спиллера.

– А кто не противный? – заметил Спиллер и снял с ветки колчан.

– Дай посмотреть, – попросила, оборачиваясь, Арриэтта.

Ей вдруг стало любопытно.

Спиллер передал ей колчан. Он был сделан из пальца от перчатки, крепкой перчатки из толстой кожи, стрелы – из сухих сосновых игл с грузилом на одном конце и шипом от терновника на другом.

– Как ты прикрепляешь шип? – спросила она.

– Смолойдикойсливы, – пропел Спиллер, слив три слова в одно.

– Смолой дикой сливы? – повторила Арриэтта. – Они отравленные? – спросила она.

– Нет, – сказал Спиллер. – Это нечестно… Попал или промахнулся… Им надо есть… Мне надо есть. И я убиваю их быстрее, чем сова… И не так много.

Для Спиллера это была очень длинная речь. Он перекинул колчан через плечо и отвернулся.

– Я пошёл, – сказал он.

– Я тоже, – сказала Арриэтта, скатываясь с насыпи.

Они шли рядом по сухому рву. Арриэтта заметила, что Спиллер всё время смотрит по сторонам, блестящие чёрные глаза не знали ни секунды покоя. Порой, услышав чуть заметный шорох в траве или в кустах, он застывал на месте. Он не напрягался, не настораживался, нет, просто переставал двигаться. И сразу же сливался с тем, что его окружало. Один раз он нырнул в сухой папоротник и вышел оттуда, таща какое-то отчаянно брыкающееся насекомое.

– На, – сказал он, и Арриэтта разглядела очень сердитого жука.

– Кто это? – спросила она.

– Сверчок. Они хорошие. Возьми.

– Чтобы съесть? – в ужасе спросила Арриэтта.

– Съесть? Нет. Отнеси домой и держи у себя. Поёт – заслушаешься, – добавил он.

Арриэтта заколебалась.

– Ты сам его неси, – сказала она, не связывая себя определённым ответом.

Когда они подошли к пещерке, Арриэтта увидела, что Хомили сидит, привалившись спиной к наружной стороне ботинка, на залитом солнцем песке и дремлет.

– Мама, – тихонько позвала она снизу.

Хомили тут же проснулась.

– Это Спиллер… – продолжала Арриэтта не совсем уверенно.

– Это… что? – переспросила Хомили без особого интереса. – Ты достала волосы?

Арриэтта, кинув искоса взгляд на Спиллера, увидела, что он стоит неподвижно и разглядеть его нельзя.

– Это моя мама, – шепнула она. – Скажи ей что-нибудь. Ну же.

Услышав шёпот, Хомили прищурилась, чтобы ей не так било в глаза заходящее солнце, и посмотрела вниз.

– Что мне ей сказать? – спросил Спиллер. Затем, откашлявшись, всё же попытался. – А у меня есть сверчок, – проговорил он.