Подгоняемый потоком чайник несколько раз ударился об истоптанный коровами берег и закачался на волнах, ходя ходуном. Ухватившись одной рукой за ободок и свесившись наружу, Под оттолкнулся шляпной булавкой от камня; чайник подпрыгнул, отскочил от берега и поплыл по течению.
– Слава тебе, господи! – воскликнула Хомили. – Слава тебе, господи… слава тебе, господи… О боже, боже мой!
Она сидела белая как мел, вцепившись в ручку чайника, и дрожала всем телом.
– Ничего бы она тебе не сделала, – сказал Под, в то время как они выплывали на середину реки, – корова-то. Нипочём не сделала.
– Могла на нас наступить, – тяжело дыша, проговорила Хомили.
– Нет, когда бы увидела нас, не наступила бы.
– Так она же нас видела! – вскричала Арриэтта, глядя назад. – Она и сейчас на нас смотрит…
У них отлегло от сердца, и, позабыв обо всём вокруг, они во все глаза уставились на корову. Никто из них не был готов к тому, что затем произошло. Глухой удар, и, потеряв равновесие, Хомили с криком летит на устланное сеном дно чайника, Под хватается за ручку, а Арриэтта цепляется за Пода. Помогая Арриэтте подняться, Под повернул голову и увидел, что чайник врезался в похожее на гнездо скопление веток и сучьев на самой середине реки. Чайник дребезжал, ударяясь о преграду, лёгкая рябь разбивалась, как настоящие волны, об облепленную водорослями шаткую массу.
– Вот теперь мы застряли, – сказал Под, – что и говорить. Ни туда ни сюда.
– Под, вытащи меня наверх… скорей, – услышали они снизу голос Хомили.
Они помогли ей вылезти наружу и показали, что случилось. Вглядываясь в глубину пёстрого вороха, Под разглядел обломок столба от ворот и клубок ржавой проволоки, в которой запутался всякий хлам, принесённый течением, – нечто вроде островка, все части которого намертво переплелись между собой.
Что толку отталкиваться шляпной булавкой? Их прибило к «острову» вплотную, и с каждым новым ударом чайник заклинивало всё сильней.
– Могло быть и хуже, – заметила на удивление Поду и Арриэтте Хомили, когда она наконец отдышалась.
Она оценивающим взглядом осмотрела похожее на гнездо сооружение; некоторые прутья, выступающие из воды, уже высохли на солнце. На её взгляд, всё вместе это походило на сушу.
– Я хочу сказать, – продолжала Хомили, – здесь и ноги размять есть где. По правде говоря, мне тут, пожалуй, нравится больше, чем в чайнике… Лучше, чем плыть без конца вперёд, пока не очутишься в Индийском океане. И Спиллеру нетрудно будет нас тут найти… прямо посредине реки.
– В этом что-то есть, – согласился Под.
Посмотрев на берег, он заметил, что река здесь расширяется. На левом берегу среди низкорослого ивняка, за которым скрывался бечевник, склоняла над водой ветви высокая лещина; справа к воде сбегали по склону луга и возле истоптанного коровами выгона росла купа крепких ясеней. Два самых высоких дерева – лещина и ясень – стояли, как стражи, на обоих берегах реки. Да, Спиллер должен хорошо знать это место. Такому месту, подумал Под, человеки даже могли дать название. С двух сторон от «острова» река казалась тёмной и глубокой – вымытые течением заводи… да, это такое место, решил Под, и его пробрала дрожь, куда летом человеки, возможно, приходят купаться. А затем, посмотрев вперёд, Под заметил мост.
Глава семнадцатая
Мост был небольшой, деревянный, поросший мхом, с одним поручнем, но для них в их положении даже самый скромный мостик представлял опасность: мост – это дорога для человеков, с него далеко в обе стороны видна река.
Как ни странно, когда Под показал его Хомили, та не встревожилась; прикрыв глаза от солнца, она некоторое время смотрела на него.
– Никто из человеков, – сказала она наконец, – не разберёт, что тут такое на этих ветках, – слишком далеко…
– Могут и заметить, – сказал Под, – если мы будем двигаться. Застанут нас врасплох…
– Не застанут. Мы заметим их первыми. Пошли, Под, надо разгрузить чайник и положить вещи на просушку.
Они спустились вниз и, переложив балласт, сумели сильно накренить чайник набок. Когда наклон оказался достаточным, Под взял верёвку и привязал ручку к проволоке под водой. Теперь чайник не мог сдвинуться с места, и им было легко залезать в него через верхнее отверстие. Скоро все их пожитки уже лежали на солнце, а сами добывайки, усевшись рядком на обсохшей ветке ольхи, с аппетитом ели банан.
– Могло быть во много раз хуже, – проговорила Хомили с набитым ртом, озираясь по сторонам.
Она была рада тишине и неподвижности. Правда, внизу между переплетёнными ветками поблёскивала тёмная вода, но она казалась такой спокойной, до неё было так далеко, что о ней можно было забыть.
Поев, Арриэтта спустилась к самой кромке «острова», туда, где играла мелкая рябь, и, сняв чулки и туфли, свесила вниз ноги.