Помолчав немного, Хомили шепнула Арриэтте:
– Не очень-то мне хочется спать там этой ночью.
– Мы можем устроить генеральную уборку, – шепнула в ответ Арриэтта. – Вспомни ботинок.
Хомили грустно кивнула.
– Когда, ты думаешь, он отвезёт нас в Литл-Фордэм?
– Как только сплавает за грузом. Ему нужна полная луна, – шепнула Арриэтта.
– Почему?
– Он плавает большей частью по ночам.
– А-а… – протянула Хомили; по её растерянному лицу было видно, что она совсем сбита с толку.
Их внимание привлёк металлический звук, доносившийся с верхушки чайника; они увидели, что крышка поднимается и опускается, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Зависит от того, что вам надо… – услышали они голос Спиллера.
– Ловко придумано, – раздался в ответ второй голос; он звучал как из бочки.
– Совсем не похоже на Пода, – шепнула Хомили испуганно.
– Это потому, что он в чайнике, – объяснила Арриэтта.
– А-а… – снова протянула Хомили. – Лучше бы они вышли.
И не успела она закончить, как Под и Спиллер действительно вышли. Стоя на плоском камне, служившем Спиллеру порогом, Под выглядел на редкость довольным.
– Видела? – спросил он у Хомили.
Хомили кивнула.
– Ловко придумано, да?
Хомили снова кивнула.
– А теперь, – весело продолжал Под, – мы взглянем на барку. Какие у тебя на ногах туфли?
На Хомили были её старые туфли, сшитые Подом.
– А что, – спросила Хомили, – там очень грязно?
– Понятия не имею. Но когда садишься на корабль, можешь и поскользнуться. Лучше иди босиком, как Арриэтта…Глава четырнадцатая
Хотя издали казалось, что барка стоит вплотную к берегу, между нею и песком была полоска холодной как лёд воды, которую им пришлось перейти вброд. Забравшись на нос, Спиллер помог им подняться на борт. Неуклюжая (как подумала Арриэтта, залезая внутрь под навес, сделанный из гетры) барка оказалась просторной и – благодаря плоскому дну – устойчивой. Это был, как и угадала Хомили, ящик для ножей, вилок и ложек: очень узкий и длинный, с отделениями разной величины.
– Его скорее можно назвать баржей, – сказал Под, разглядывая всё вокруг, он заметил посредине барки деревянную ручку, к которой была прибита гетра.
– Не даёт гетре сползти, – объяснил Спиллер, похлопывая навес над головой, – если, скажем, захочешь поднять её с боков.
Трюмные отсеки (отделения ящика) были пусты, за исключением самого узкого. В нём Под увидел вязальную спицу янтарного цвета длиной во всё судно, сложенное вчетверо обтрёпанное по краям красное одеяло, тонкий десертный нож из чернёного серебра и свою собственную половинку ножниц – одно лезвие с ручкой.
– Значит, они всё ещё у тебя? – сказал он.
– Частенько идут в ход, – сказал Спиллер. – Осторожно, – добавил он, видя, что Под взял ножницы в руки. – Я их немного подточил.
– Не отказался бы получить их обратно, – проговорил Под с завистью, – если, скажем, ты когда-нибудь раздобудешь другие.
– Не так легко их найти, – сказал Спиллер и, словно желая сменить тему, тронул десертный нож. – Нашёл его здесь… застрял в щели сбоку… хорошее вышло весло.
– То, что надо, – сказал Под.
С сожалением кладя ножницы обратно, он заметил, что все щели, стыки и пазы были чем-то зашпаклёваны.
– Где ты наткнулся на этот ящик, вот мне что скажи.
– Лежал на дне, там, вверх по течению. Был полон ила, когда я его заметил. Пришлось попотеть, пока я его поднял. Неподалёку от выгона, где останавливаются цыгане, вот где он был. Скорее всего кто-то слямзил серебро, а ящик бросил в воду.
– Скорее всего так, – сказал Под. – Значит, ты его наточил? – продолжал он, глядя на лезвие ножниц.
– Верно, – сказал Спиллер и, наклонившись, поднял с полу красное одеяло. – Возьмите, – сказал он, – не то ночью замёрзнете.
– А как же ты? – спросил Под.
– Обо мне не беспокойтесь, берите.