Под вечер доктор неожиданно для себя напился. Он достал градуированный пузырек со спиртом, разбавил водой, залпом выпил и тут же захмелел. "Мои губы расползаются в дурашливую ухмылку,- подумал доктор и почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит. Черт побери, да это же Аделаида Оскаровна. Собственной персоной! Как это она только вошла? Ведь я дверь закрыл на ключ,- пьяно удивился он. Однако у нее поразительные способности. И жгучие глаза. В такие глаза хорошо смотреть под аккомпанемент едва заметного намека на шум прибоя. Именно так: едва заметного намека".
- Иосиф Георгиевич,- молвила женщина,- я увидела, что у вас горит свет...
- И - многозначительная пауза,- сказал доктор. Какая же ты смешная!..
- Хотите, я вам принесу поужинать?
- Хочу!
Она приоткрыла дверь, появился с подносом Юра - самый молоденький санитар. "Юрка - сирота, ни квартиры, ни черта". Как показалось Иосифу Георгиевичу, ужин был водружен на стол с излишней театральностью. И он счел нужным отреагировать аплодисментами.
- Кушайте. Приятного аппетита,- сказала Аделаида Оскаровна.
- Какая-то вы сегодня не такая!
И действительно, даже с поправкой на пьяное преувеличение Ада была сегодня хороша. Она зачесала назад волосы, приоткрыв свои чудные маленькие уши, ярко, но не броско подкрасила губы, подвела глаза, которые, впрочем, по своей чувственной и энергетической силе в том не нуждались. И смотрела она тоже по-особенному: тревожно и вопросительно. Яркие пятна губ и глаз. Чужое, незнакомое лицо. Но и влекущее...
Не спросив разрешения, она сняла белый халат, впрочем, уже расстегнутый, бросила его на спинку стула. На ней было короткое легкое платье бледно-розового цвета. Доктор никогда не видел ее в платье - все время в безукоризненно белом халате. Она исхитрялась приходить раньше, а уходить позже. Необычайно привлекательное одеяние приоткрывало круглые колени и довольно тугие ляжки. "Ей, кажется, где-то около сорока",подумал Иосиф Георгиевич, остановив взгляд на смелом вырезе на груди. Аделаиду сегодня явно подменили. "И сиськи у нее ничего,- с пьяной бесцеремонностью оценил доктор. Ох, уж эти белые халаты на женщинах! Один их вид стерилизует мужчин!" - еще более развязно заключил он.
Аделаида присела на край стула, свела колени.
"Сейчас или никогда!.. Подумаешь, ценности!" Он кашлянул, зажмурился, как кот, и бухнул:
- Раздевайся!
Когда он открыл глаза, Аделаида уже стояла и, глядя поверх его головы, торопливо расстегивала немногочисленные пуговки у себя на груди. Доктор еще раз зажмурился, дивясь силе своей власти, и, когда вновь поднял веки, Аделаида стояла уже в одних чулках телесного цвета. Изящно поставив ногу на стул, она стянула сначала один чулок, затем - так же неторопливо - второй. Доктор зарделся. Ни одна женщина не устраивала ему стриптиза. И это неожиданное зрелище сильно взволновало его. Хмель не то чтобы прошел, а превратился в иное качественное состояние - подстегивающий допинг любви. Аделаида (да и она ли это?) смело и требовательно взяла доктора за руку, вытащила из рыхлого кресла, потом повернулась спиной, качнула полными бедрами...
"Высший пик мужественности для мужчины - это женщина,- спустя известное время расслабленно подумал доктор. Именно так".
Потом они, сидя на кушетке со сведенными коленками, пили разбавленный спирт, пьянели, дурея от самой ситуации: они, коллеги, многие годы разделенные субординацией, ныне потеряли рассудок, стыд, жадно ищут остроту ощущений, а может, просто спасаются от одиночества. Забыв про осторожность, громко, взахлеб вспоминали они былую жизнь, искали и, безусловно, находили скрытые знаки и мгновения взаимной симпатии, тянувшейся долго, незаметно, спрятанной глубоко в потемках души. А возможно, и не было ничего: ни скрытой привязанности, ни духовного единения. Но сейчас им казалось, что был у них долгий тайный роман и вот наконец они соединились этой ночью.
К дверям несколько раз подходили дежурная медсестра и санитарка, прислушивались к смеху и искаженным алкоголем голосам, ошалело переглядывались, боясь произнести вслух страшную догадку.
...Под утро они заснули. Проснулись от шума в коридоре. Когда он стих, Ада выскочила первой. Доктор остался, он даже не вышел на утренний обход. До вечера ждать не было никаких сил, и Иосиф Георгиевич, промучившись целый час, вызвал Аду к себе, закрыл дверь на ключ и стал нетерпеливо снимать с нее одежду. Но, к их досаде, кто-то постучал, Ада поспешно застегнула халат, доктор, скрежеща ключом и зубами, открыл дверь. На пороге стоял Житейский.
- На утренний обход идете? - спросил он.
- Нет, пожалуй. Сегодня - без меня. Надо подготовить кое-какие срочные документы,- соврал Иосиф Георгиевич.
Через три часа они снова закрылись, и опять кто-то начал рваться. Доктор чуть не взвыл от досады.
- Я сейчас привезу Малакину,- тихо сказала Ада. После приема пищи она в дремотном состоянии. Мы закроемся, как будто для сеанса гипнотерапии...