До встречи в раю

- Я имел в виду врачей и санитаров.

- Предположим, что они тоже идиоты... А все же почему к тебе не приходят мысли о самоубийстве? Ты об этом совершенно не думаешь?

- А вы почему не думаете об этом?

- Давай договоримся, что вопросы буду сначала задавать я. Кто из нас врач-психиатр?

- Не знаю...

- Интересный ответ. Это значит, что ты не исключаешь возможности считать себя врачом... Но мы уклонились от вопроса.

- Давайте поговорим о другом! - нервно заметил Карим. Что вы ко мне пристали? Я хочу, чтоб меня выпустили из больницы.

"Все ясно с тобой,- торжествующе сделал вывод Шрамм. Если б в мыслях был чист, ответил, что думаешь не о смерти, а о работе, семье... Нервничаешь... Весь как на ладони". Вслух он сказал:

- Вот ты даже не можешь придумать ложный довод, чтоб ответить на мой вопрос о самоубийстве. И знаешь, почему? Потому что все твои мысли не о жизни, а о смерти. Поэтому давай-ка, милый друг, не будем торопиться с выпиской.

- Вы меня назвали другом, да еще милым. А я не являюсь вашим другом. С чего вы взяли, что я друг? Мне тут плохо, вы меня держите взаперти, не отпускаете...

- А тебе хотелось бы иметь друга? - пристально глядя в глаза собеседнику, спросил Иосиф Георгиевич.

- Зачем мне друг? Люди дружат для того, чтобы потом было приятней предавать.

Карим подошел к окну. Аделаида занервничала.

- Если б мне дали всего сто человек,- прикоснувшись к стеклу лбом, продолжил Карим,- я смог бы многое, очень многое, господин доктор. Вы в своей психушке подавляете людей. А ведь сколько здесь личностей! Даже выжившие из ума старушки способны на глубинную мудрость. Только слушать их надо другими ушами. Ваши не подойдут - конфигурация иная. От этого многое зависит... Я бы улучшил породу людей. Вы ухудшаете. Вы злой гений, который мечтает всех умертвить. Первые же сто избранных, которые в сверхчувственной форме воспримут мой разум, начнут новую эру человечества. Они станут посланцами мирового разума, моей идеи.

- В чем заключается ваша идея, уважаемый собеседник? - как можно спокойней спросил доктор. И почему бы ее не применить здесь?

- Вы что, издеваетесь? - с отвращением произнес Карим. Здесь ведь собраны одни отбросы, кал, черви, дебильные старухи и старики. Я же веду речь о живых, крепких индивидах, способных поглощать и трансформировать. Человек-трансформатор - вот образ личности будущего.

Когда больной с сестрой вышли, Шрамм открыл свою тетрадь, поставил напротив имени Карима дату и коротко пометил: "Суггестии поддается без видимого эффекта. Ярко выраженный синдром сверхценных идей. Бред реформаторства. Депрессивный период". А для красивости приписал на французском, в котором знал несколько фраз, изречение Паскаля: "Росеау пенсант" - "мыслящий тростник". Потом подумал и расписался, хотя раньше так не делал.

Аделаида вернулась, приведя очередного больного.

- Предыдущему пропишите усиленную дозу пирогенала. Он уже на подходе,- небрежно отметил Шрамм, поднял глаза на больного, неожиданно просюсюкал, будто прехорошенький дедушка-одуванчик: - Здравствуй, здравствуй, мой милый одноклеточный товарищ Зюбер! Неслыханно рад. А каков мужчинка у нас есть! Красив, хорош, а осанка! Петушок, петушок...

Зюбер, страшно кося глазами, закивал, осклабился и пустил длинную слюну. Доктор встал, подошел к больному, вытер ему куском газеты рот, почесал за ухом.

- Любит, любит это дело! А кто ласки не любит? Ласковое слово и кошке приятно. А Зюбер у нас - человек... Ну, садись, садись. Шрамм подтолкнул больного к кушетке, сам сел в кресло. Прогрессируешь... полуутвердительно заметил он, пристально вглядываясь в лицо Зюбера. Ну-с, уважаемый собеседник, что расскажете мне? - начал расспрашивать Иосиф Георгиевич. Какие жалобы?

- Зюбер хочет кушать! - косноязычно выпалил больной и заулыбался, обнажив щербатый рот. При этом он одновременно описывал руками сложные окружности, будто создавал вокруг себя особое поле.

- Прекрасно, прекрасно,- похвалил доктор. Я ем - следовательно, существую. "Воло ерго сум". Его что, не кормят?

- Зюбер хочет кушать! - еще громче выкрикнул собеседник.

- Кормят,- поморщилась Аделаида. Самый прожорливый. После Шумового. Боровы...

- А что еще мне скажешь? - зевнул Иосиф Георгиевич. Только не говори, что хочешь кушать.

Зюбер посмотрел в окно, сморщил лоб и сообщил:

- Солнышко... гулять охота. Потом спать. Потом обед. Потом ужин... В кино хочу!

- Ишь, разговорился!.. Клетчатка. А ждет тебя, дорогой товарищ, одно н тотальное слабоумие и окончательный распад личности. И кино не поможет. Иди, Зюбер.

Следующему больному, Автандилу Цуладзе, Шрамм задумал устроить "прочистку мозга". Чем больше "сажи", тем настойчивее надо чистить психические тягостные воспоминания. У каждого шизофреника есть вытесненные в бессознательное и рвущиеся подспудно наружу аффективные переживания.

Он попросил больного сесть поудобней, опустить руки на колени, расслабиться. Потом включил тихую вязкую музыку, стал нашептывать привычный набор энергетически насыщенных, но бессмысленных в общем-то слов, от которых больных тут же морило в гипнотический сон.