До встречи в Бомбее

В гостиной было оживленно, даже суетно. Там собрались многочисленные медсестры, несколько санитаров и все пациенты. В камине ревел огонь. На кофейных столиках, подоконниках и на каминной полке горели лампы разных форм и размеров, придавая водянистому серому свету чуточку тепла.

Стояла зима.

Снова.

Шел снег, как в тот ноябрьский день, когда Джонс поступил сюда.

Незадолго до этого он укутался в шинель, натянул ботинки и пошел с кем-то из санитаров по сугробам в ближайший лес срубить елку. Он шагал энергично, наслаждаясь тем, что оказался на воле, и его дыхание сбилось. На один короткий час он перестал быть пациентом. Такой поход он совершал уже в третий раз. Это было его третье Рождество в Пятом королевском.

Он так надеялся, что будет всего одно. «Мы все на это надеялись», — грустно сказал Арнольд.

В ясные дни они всё же слышали выстрелы, но в последние месяцы уже не на Сомме, а в районе Пашендейля. Битва, теперь подходившая к завершению, унесла еще сотни тысяч жизней. Джонс встречал одного из бойцов, побывавших там. Пока сестра Литтон не попросила его прекратить расстраивать самого себя, он успел рассказать, как ипрская земля превратилась из-за дождя в болото и люди падали и тонули в грязи.

— Да, — вдруг сказал Джонс, — я помню это, — и умолк, услышав себя. «Я помню». Сердце учащенно забилось от удивления и предвкушения…

Но ничего особенного не произошло.

Больше он ничего не вспомнил. И даже не смог понять, что заставило его произнести эти слова. Словно насмешка — воспоминание о воспоминании, но не более того.

Тот солдат уже вернулся домой в Портсмут к жене, чтобы продолжить лечение у местного доктора, к которому направил его Арнольд с диагнозом «контузия». Уехали и многие другие пациенты. Едва ли во всем госпитале нашелся бы человек, который жил там дольше, чем он. Было немало таких, чье состояние настолько улучшилось, что о них могли позаботиться родственники. Несколько пациентов полностью поправились чуть ли не за одну ночь. (Джонс тоже не переставал надеяться на такое чудо, пусть даже ему пришлось бы вернуться обратно в окопы.) Двое других годом раньше сдались и покинули стены госпиталя иным образом, безумно расстроившим Джонса и заставившим его эгоистично бояться похожей кончины.

— С вами такого не произойдет, — заключил Арнольд. — Вам есть ради чего цепляться за жизнь, друг мой.

Сестра Литтон очень тяжело восприняла смерть тех двоих и все твердила, что подвела мальчиков. После смерти второго пациента она уехала на целый месяц, как и после Соммы.

— Небольшой отпуск, — пояснил Джонсу Арнольд. — Оглянуться не успеете, она снова будет здесь вместе со своими кружками какао. Вот увидите.

— Надеюсь, — ответил Джонс. Хоть веселость сестры Литтон порой раздражала его, но видеть, как это свойство незаметно оставляет хозяйку, было больно.

Он так и сказал ей, когда она вернулась в октябре.

— Вы скучали по мне, офицер Джонс? — с воодушевлением спросила Эмма. И уловив ее настрой, он ответил:

— Да, конечно, скучал.

Ему показалось, что так оно, наверное, и было. Настолько, насколько он вообще мог по кому-то скучать.

— Что здесь происходило, пока меня не было? — спросила сестра Литтон. И он рассказал ей, как приезжала жена капитана в маске — холодная, ухоженная дамочка, — но он, Джонс, видел ее только мельком, перед отъездом, проносящейся по коридору в сопровождении сестры-добровольца Поппи. И обе женщины, по всей видимости, остались глухи к рыдающей развалине, в которую превратился оставленный ими человек. Джонс едва обратил внимание на эту парочку. Больше всего его занимало, как успокоить своего необычного приятеля. («У-у-умм…» — произнес капитан. «Нет, — заверил его Джонс, — умирать не надо. Смертей вокруг и так достаточно».)

— А как описала ее сестра Райд? — поинтересовалась сестра Литтон.

— Она практически ничего и не сказала, — ответил Джонс, чтобы не вдаваться в подробности и не передавать те резкие слова, что они с Поппи наговорили друг другу.

— Хм, это на нее не похоже, — проговорила сестра Литтон. — Вы, наверное, удивитесь, — продолжила она, — но она была куда смиреннее, когда только начала работать здесь, до вашего появления.

Это и впрямь удивило Джонса.

Наблюдая в гостиной за той Поппи, какой она стала теперь, он не мог поверить в сказанное Эммой. Поппи была какой угодно, только не смиренной. Она больше походила на ментора, когда расхаживала, покачивая юбками, возле елки и отдавала санитарам указания подвинуть дерево левее, нет, правее, снова левее, нет-нет, не так близко к камину.

— Что скажете, офицер Джонс? — спросила она, бросив на него один из своих лукавых взглядов. — Может, я все делаю не так? Может, мне нужна твердая рука?

Ее реплика получилась двусмысленной. Он, однако, не стал поднимать бровь в ответ, как, похоже, она того ожидала.

Не стал он и смотреть, как она, собираясь лезть на стремянку, потехи ради повернулась, подняла юбки и выставила напоказ свои толстые шерстяные чулки.