По выходным Люк гостил на вилле, упорно стараясь разговорить Элис, беседовал с ней о Бомбее, о том, как тот разрастается, о шуме, про который легко забываешь, уехав в другое место, интересовался, не собирается ли кто-нибудь спасти того несчастного павлина от детей-мучителей.
— Я спасу, — вызвалась Мэдди, направляясь к тому месту, где Суйя стояла между братом и сестрой, расставив свои маленькие ножки, и держала за хвост вопящего павлина. — Суйя! Суйя…
— Суйя, — прокричал Ричард, идя вслед за дочерью, — что плохого сделала тебе эта птица?
Девочка не ответила. Она продолжала тянуть павлиньи перья, при этом ее ангельское личико напряглось от усилий, а птица кричала и била крыльями.
— Перестань, — призвала девочку Мэдди.
— Хватит, — крикнул Люк с веранды, полусмеясь-полусердито.
Суйя послала ему в ответ лучезарную улыбку. Подбиваемая братом и сестрой, она дернула перо в последний раз и как раз в тот момент, когда Мэдди с Ричардом подошли к ней, победно гикнула, выпустив насмерть перепуганную птицу, и подняла раздобытое перо.
— Господи Иисусе! — пробормотал Ричард.
В другие дни Мэдди с Люком ездили гулять в Висячие сады на вершине холма. Они бродили среди ухоженных лужаек, над которыми порхали бабочки. В небе кружили птицы — в том числе грифы, — привлеченные мертвыми телами, которые члены общины парсов оставляли им на растерзание на своих башнях молчания, располагавшихся поблизости.
— Не может быть, — ужаснулась Мэдди, когда Люк рассказал ей об этой традиции.
— Может, — сказал Люк, рассмеявшись ей прямо в лицо.
— Теперь я ни о чем другом и думать не смогу, когда буду приезжать сюда.
— Так не пойдет. Дай-ка соображу, чем бы тебя отвлечь.
Они останавливались переброситься парой слов со знакомыми, которых случайно встречали («Боже правый! — воскликнул загорелый моряк. — Мэдди. Вас теперь нечасто увидишь. Какая честь!»), сидели в тени пальм, держась за руки и глядя в морскую даль и на простирающийся у их ног город. Голова Мэдди покоилась на плече Люка.
«Не хочу, чтобы это заканчивалось, — думала она. — Пожалуйста, пусть так и будет».
Они еще раз побывали на пляже, с которого отправлялись в свое первое плаванье, и устроили там пикник, о котором спрашивала Мэдди в тот день. Она попросила повара собрать продукты, стараясь очаровать его новыми познаниями в хиндустани, которому ее немного обучил Люк по ее же просьбе. «Может быть, вы теперь скажете по-английски? — попросил повар. — Так, чтобы я понял». Местные рыбаки были на своих местах, растянувшись вдоль берега. Люк заплатил им за свежих луцианов, которых собирался приготовить в дополнение к принесенному салату с рисом, шафраном и томатами. А потом до слез рассмешил Мэдди, пытаясь разжечь огонь, чтобы запечь рыбу. Его попытка безнадежно провалилась, и она, порывшись в сумочке, извлекла оттуда те самые спички, которые Люк прислал ей после встречи Нового года и которые она все это время хранила.
Люк сузил глаза.
— Неужели ты не знала, что они у тебя с собой? — спросил он.
— Я забыла, — ответила Мэдди, продолжая смеяться. — Клянусь. Не сжигай слишком много. Я хочу сохранить их.
— Теперь я обойдусь всего одной, — проговорил Люк, снова опускаясь коленями на песок.
Поскольку апрель подходил к концу и близился май, а из Англии не поступало распоряжений о его возвращении, Люк перебрался из отеля «Тадж Махал» в частную квартиру у моря, недалеко от порта. Мэдди он сказал, что стремится к уединению и хочет быть уверен, что в вестибюле ему не придется сталкиваться со всеми Элдисами города. («Можно посочувствовать», — со вздохом сказал Ричард.) Мэдди не бывала в новом жилище Люка. Она боялась, что, если ее заметят на входе туда, это будет уже слишком даже для нее. Однако соблазн там побывать, несомненно, был. Теперь ей отчаянно хотелось проводить наедине с Люком больше времени, чем те мгновения, которые им удавалось прихватить до возвращения на виллу к полуночи, наступавшей всегда неумолимо быстро. С каждым разом им было все труднее оторваться друг от друга после поцелуя. Она могла поклясться, что Люку приходится прикладывать не меньше усилий, чем ей.
— Мэдди, — говорил Люк, — я не знаю, что ты со мной делаешь.
А она не знала, что он делает с ней.
Миновал май. Воздух стремительно теплел, подталкивая ртутный столбик все выше. Мэдди заставляла себя заснуть, пережидая самые жаркие часы до захода солнца. Все ее мысли в это время были только о Люке. Она гадала, мечется ли он без сна так же, как она, и представляла себе, каково было бы лежать рядом с ним.
Каждую ночь ей хотелось, чтобы он не останавливался. Чтобы они продолжили.
Но она не знала, как ему об этом сказать.
Существовал ли вообще какой-то порядок, позволявший сказать мужчине о своем желании, чтобы он уничтожил твою репутацию?
— Нет, — заключила Делла одним душным утром, когда они пили чай. Жара, как мокрая простыня, давила на поникшие деревья и мертвую траву в саду Питера. — Определенно нет.
— Ну вот, никакой пользы от тебя, — огорчилась Мэдди.