— Думаю, это хорошая странность, — сказал отец, подвозивший ее до главного почтового отделения теплым солнечным утром в конце января, чтобы она отправила письмо лично.
— Вот и замечательно, — подтвердила Мэдди, сама уверовав, что так и должно быть.
— Я бы забеспокоился, если бы ты заплакала, — продолжил Ричард, обгоняя рикшу. — Слава богу, я давно не слышал, чтобы ты плакала.
— Наверное, я смирилась.
— На это я и надеялся, — сказал Ричард, и его обветренное лицо покрылось морщинками от улыбки. — Твоя мать утверждает, что мне надо чаще ее слушаться.
— Не сомневаюсь, так она и сказала, — ответила Мэдди, заставив себя улыбнуться.
В начале февраля ей наконец сняли гипс, в котором нещадно потела и чесалась нога. И это стало огромным облегчением. Лодыжка почти не болела — Мэдди, впрочем, старалась ее не слишком нагружать, — и с каждым днем ходить становилось все легче. Нога еще дрожала от слабости, особенно на примерках платья в отеле «Уотсоне» (не у того портного, что шил для нее в «Тадже» перед свадьбой с Люком, разумеется). Мэдди не испытывала ровным счетом ничего, глядя, как обретает нужную форму ее замысловатое платье с низкой талией, и это самую малость озадачивало ее. Она стояла, словно манекен, и скучала.
Еще больше усилий над собой ей пришлось приложить на свой тридцатый день рождения, когда Гай удивил ее, подарив автомобиль. Серебристая машина с закрытым кузовом сверкала на солнце. Это было невероятно, щедро и слишком, слишком много.
— Конечно, нет, — уверял ее Гай, заключая в объятия (к ним она по крайней мере начала привыкать). — Я научу тебя водить, — он поцеловал ее (и это тоже стало уже обыденным). — Если ты будешь, как и прежде, путешествовать в одиночку, — прошептал он, приблизив губы к ее уху, — я хотя бы буду знать, что ты передвигаешься не на трамваях.
— В трамваях нет ничего плохого, — ответила Мэдди и закрыла глаза. Ей так хотелось бы получать удовольствие от его прикосновений!
Она согласилась поехать с ним развлечься вечером. Предполагалось, что это тоже должно сделать ее счастливой. («Очень хорошо», — одобрила Делла.) Они отправились на один из ужинов в «Тадже» с устрицами и джазовой музыкой, которые там давали каждую неделю в жарком, обитом плюшем чале по соседству с большим бальным, где должно было состояться свадебное торжество. Зал был полон; казалось, там собралось пол-Бомбея, и все курили, танцевали, подходили к их столику и много говорили о том, как они приятно удивлены, что застали Мэдди здесь, да еще и поздним вечером.
— Оставьте ее в покое, пожалуйста, — попросил в конце концов Гай. Он произнес это с улыбкой, но обескураживающе твердо, чем напомнил Мэдди, что деликатный и благородный друг семьи и ее нынешний жених является одним из высокопоставленных офицеров военно-медицинского корпуса Британской Индийской армии. — Мне хотелось бы сопровождать ее и в следующий раз, но это произойдет только в одном случае — если вы позволите ей сейчас отдохнуть и расслабиться.
— Не стоит наживать себе врагов из-за меня, — сказала ему Мэдди, когда они снова остались вдвоем. Она была искренне тронута тем, как он ее оберегал.
— О чем ты говоришь, дорогая! — возразил Гай. — Им всем очень хочется прийти на нашу свадьбу, и потому свои обиды они спрячут глубоко-глубоко в душе. Кроме того, — он взял ее руку, — всё, что меня волнует, — это ты.
Тогда она в первый раз сама поцеловала его. Импульсивно наклонившись через стол, Мэдди прижалась губами к губам Гая. Страсть так и не пришла, да и ощущений было маловато. Но откинувшись назад, она увидела в его глазах радость и да, облегчение, и дала себе слово, что станет целовать его почаще.
Официант принес им серебряное блюдо с устрицами. Играл джаз-бэнд, на потолке панкхи[17] гоняли влажный воздух. В кои-то веки они не обсуждали свадьбу. Попивая хорошее вино в весьма немалом количестве, они весь вечер проговорили о работе Гая и о работе Мэдди, на которую она, конечно, вернется при его горячей поддержке, как только лодыжка восстановится и можно будет провести на ногах целый день. Гай поинтересовался, не собирается ли она бросить курить. У него была теория, что это может навредить здоровью.
— Ладно, если ты настаиваешь, — сказала Мэдди, погасив сигарету и улыбаясь почти с той же непринужденностью, с которой когда-то вела себя с ним и о которой почти забыла. Она подумала, что, возможно, ей нужно почаще пить вино.
— Похоже, тебе все-таки удалось осчастливить человека, который никогда не бывает доволен жизнью, — прокомментировал Питер, с которым Мэдди встретилась за чашкой кофе на следующее утро. — Как твоя голова?
— Нормально, — ответила она, хотя голова под шляпкой-клош жутко болела и кружилась.
— Мэдди, — начал Питер осторожно. — Вице-король уезжает из Дели меньше чем через неделю.
— Я знаю.
— Пока он здесь, было бы просто…
— Питер, — прервала его Мэдди несколько резче, чем рассчитывала. (Ох, уж эта голова.) — Я хочу выйти замуж за Гая.
— А тебе не кажется, что это происходит с кем-то другим?
Она помешала кофе с молоком и ничего не ответила.
Именно так ей и казалось.