До последнего слова

На стул, стоящий на сцене, опускается Челси. Многие девушки в «Уголке» ярко накрашены, у некоторых есть татуировки и пирсинг, но только не у нее. Как и на Кэролайн, на ней нет ни грамма косметики, и на мгновение я представляю, какую красотку могла бы из нее сделать при помощи блеска для губ и румян. А еще неплохо было бы уложить ее кудряшки в красивые локоны и повязать ей ленту на голову, чтобы волосы не падали на лицо.

Поспешно отгоняю эти мысли, чтобы они меня не отвлекали.

– Это стихотворение я написала в машине на прошлой неделе. – С этими словами Челси достает листок бумаги, и все в зале затихают. – Оно называется «Забыла тебя».

Всего-то двести сорок дней
семь часов
двадцать шесть минут
и восемнадцать секунд,

И я наконец-то
Забыла тебя.

И не вспоминаю я больше
Походки летящей твоей,
Движения губ, когда ты читаешь,
и как снимал ты перчатку всегда,
Прежде чем меня за руку взять,
чтобы мое тепло ощутить.

А еще я забыла совсем
о твоих эсэмэсках ночных,
в которых писал,
что скучаешь и любишь,
о наших с тобой милых шутках,
которых никто больше не понимал,
о песнях, услышав которые, ты
вдруг сворачивал на обочину, чтобы
поцеловать меня.

И я совершенно не помню
твой голос
и вкус твоих губ,
не помню спальню твою
в нежных рассветных лучах.

И что ты сказал мне в тот день,
Во что я одета была
И в какой миг расплакалась —
тоже не помню.

Всего двести сорок дней,
Семь часов, двадцать шесть минут
и восемнадцать секунд
и тебя в моей памяти нет,—

Но если бы ты мне сказал
сегодня ли,
завтра
Или спустя еще
Двести сорок дней
семь часов
двадцать шесть минут
и восемнадцать секунд,
что хочешь вернуться ко мне,
клянусь, я бы все вспомнила тут же.

В комнате повисает полная тишина. Все сидят, не шелохнувшись. Никто не хлопает.

Всего минуту назад я раздумывала, какой макияж больше бы подошел Челси, а теперь смотрю на нее и ощущаю в себе странную смесь печали и зависти. С ней и впрямь все это было? Тогда мне правда очень ее жаль, но в то же время жаль и себя. Мне бы хотелось, чтобы и в моей жизни случилось подобное счастье. Да, она его лишилась, но оно у нее было!

– Прием! Где мой клей? – раздается со сцены, и публика взрывается аплодисментами, потом Сидни встает и кидает Челси клеящий карандаш. Я тоже хлопаю, но при этом не свожу глаз с Челси, гадая, заплачет ли она после прочтения такого пронзительного стихотворения. Но она держится. Расправляет плечи и гордо спускается со сцены.

– Что ж! – произносит новый голос. Теперь на сцене стоит Эбигейл, едва заметно подпрыгивая от волнения и встряхивая руками. – Я все еще ужасно волнуюсь, – признается она, и эти слова меня удивляют. Эбигейл не похожа на нервную особу. Затем я вспоминаю ее слова о том, что она только недавно примкнула к Поэтам. Она приглаживает свои короткие темные волосы и опускает взгляд на листок, который держит в руках. – Это стихотворение написано на прошлой неделе, на уроке физики.

Она подносит поближе к глазам обрывок тетрадного листа в клетку, садится на стул и делает пару глубоких вдохов, настраиваясь на чтение.

– Стихотворение называется «Притворяйся», – объявляет она и вновь встряхивает руками. Когда Эбигейл начинает читать, я замечаю, как сильно дрожит листок у нее в пальцах.