До последнего слова

Но сейчас и внутри меня, и вокруг царит полный покой. Я даже не чувствую потребности плыть под ритм какой-нибудь песни. Я совершенно опустошена. У меня нет слов. Нет мыслей. И это безумно приятная пустота. В ней столько умиротворения.

Неужели именно это и зовут нормальностью?

Следующие сорок минут исправно следую всем инструкциям от тренера Кевина, но жалею, что нельзя побыть одной, не слышать этих криков о том, что надо плыть быстрее, поднажать еще. Когда тренировка заканчивается и вся моя команда убегает в душ, я остаюсь в воде, чтобы медленно поплавать вольным стилем.

Через пятнадцать минут клуб пустеет. Ребята из моей команды, натянув спортивные штаны и куртки, спешат к воротам, а я вылезаю из бассейна и тянусь за полотенцем. Пока вытираюсь, думаю о том, что будет дальше. Если я и впрямь всерьез хочу присоединиться к «Уголку поэта», в следующий понедельник мне придется подняться на сцену и прочесть свои стихи. Если мне разрешат остаться, читать придется снова. И снова. Нужно будет придумать объяснение тому, что дважды в неделю я не смогу обедать с подругами.

Что же я скажу «Восьмерке»?

Сердце бешено колотится, пока я переодеваюсь, а по пути на парковку я чувствую покалывание в пальцах. Уже у самых ворот я вижу, что на траве у моей машины, скрестив ноги, сидит Кэролайн.

– Привет! Ты что тут делаешь?

Она выпрямляется, и я замечаю на ее футболке надпись «СРОЧНО ПРОКРАСТИНИРУЙ!»

– Надеюсь, ты не против, что я к тебе заскочила. Я подумала: в бассейне точно смогу тебя встретить. В конце концов, мы же так и не смогли увидеться после… после того, что случилось сегодня в обед.

– Что же случилось сегодня в обед? – шутливо уточняю я. А потом, драматично закрыв ладонью глаза, падаю на траву рядом с Кэролайн.

– Прости! – со смехом говорит она.

– Ты рассказала им о моем ОКР и панических атаках? Неужели из-за этого Эй-Джей передо мной извинился и позвал снова спуститься в «Уголок»?

– Нет, – серьезно говорит она. – Ни словом не обмолвилась.

– Клянешься?

Она быстро рисует пальцами крест у себя на груди.

И тут я вспоминаю, что` Сидни сказала мне в кабинете истории, когда приглашала спуститься вниз. Я ведь хотела поблагодарить Кэролайн, когда заметила ее в «Уголке поэта», но не нашла возможности.

– Послушай, а ведь мне разрешили вернуться благодаря стихотворению, написать которое помогла мне ты, – говорю я, приподнимаясь на локте.

– Нет, это ты его автор.

– Без тебя у меня ничего бы не вышло.

Кэролайн молчит, но явно понимает, что я права. Не помоги она мне подобрать правильные слова для извинения, Эй-Джей ни за что бы меня не простил.

– Спасибо.

– Обращайся, – с улыбкой говорит она.

– В понедельник придется снова подняться на сцену.

– Знаю. Но у тебя все получится. – В ее голосе слышится уверенность. Вот бы она передалась и мне.

– Хорошо, предположим, я справлюсь, – отвечаю я. – В таком случае мне придется читать новые стихи. А это чревато некоторыми сложностями, потому что, как ты помнишь, почти все мои стихотворения – о… – кручу пальцем у правого виска не в силах заставить себя произнести фразу «о безумии».

– Они спокойно примут это твое… – Она повторяет мой жест, тоже не произнося заветное слово.

Уверена, так и будет. Но ведь я целых пять лет никому, кроме родни, не рассказывала о своем расстройстве, и, хоть Кэролайн теперь известна моя тайна, я не готова делиться ею с остальными Поэтами. Да и потом, мне нужно их одобрение, а не сочувствие.

– Прошу, давай это останется только между нами. Во всяком случае, пока. Хорошо?

– Я тебя поняла. – Она крепко сжимает губы и поворачивает невидимый ключик, запирая мои тайны на замок.

Отличный вопрос

– Ты где была? – спрашивает Кейтлин, когда я опускаюсь рядом с ней на траву.

– Ты о чем? – интересуюсь я, доставая бумажный пакет с обедом. – Звонок только прозвенел.

– Да я не про сегодня, а про вчера. – Поднимаю на нее взгляд. Кейтлин бросает в меня скомканную бумажную обертку от трубочки, и она отскакивает, врезавшись мне в лоб. – Вчера ты не обедала с нами, а потом еще, по словам Оливии, и пятый урок пропустила.

– Я просто разволновалась! – встряла Оливия. – Что-нибудь случилось?

– Я неважно себя чувствовала, поэтому решила уехать домой после четвертого урока, – говорю я и отпиваю газировку. Боковым зрением замечаю, что все перевели взгляд на Алексис. – Что не так? – спрашиваю я, чувствуя знакомый приток адреналина, этот верный предвестник панической атаки. Готовлюсь стойко выдержать рассказ Алексис о моих похождениях, если она и впрямь в курсе.

Она видела, как мы говорим с Эй-Джеем. Или как тайком проникаем в театр с Сидни.

– После уроков я видела твою машину на парковке, – признается она извиняющимся тоном, в котором слышится и легкое осуждение. Невысказанное «Ага! Вот ты и попалась».