Дни в Бирме

Флори долго стоял на берегу реки. Высокая луна отражалась в воде, точно медный щит. Вечерняя прохлада остудила мысли Флори. У него просто не хватало духу продолжать сердиться на судьбу. Ибо он осознал, проникшись убийственным самоуничижением, настигающим человека в такой ситуации, что вполне заслуживал случившееся. На миг ему показалось, что в лунном свете мимо него марширует бесконечная процессия бирманок, этакий призрачный полк. Господи, сколько же их?! Тысяча? Нет, но не меньше сотни.

«Направо равняйсь!» – подумал он мрачно.

Они повернули к нему головы, но лиц у них не было, лишь гладкие овалы. Он вспоминал чью-то синюю лонджи, чьи-то рубиновые серьги, но ни лиц, ни имен вспомнить не мог. Боги справедливы: они из грешных радостей порока (да уж, радостей) для нас орудья пытки создают[85]. Он замарал себя неискупимо и понес справедливое наказание.

Он медленно пробирался через кусты кротона, обходя здание клуба. Подавленность не давала ему ощутить боль катастрофы в полной мере. Настоящая боль начнется, как от всякой глубокой раны, значительно позже. Выходя из ворот, он услышал шелест листвы за спиной и вздрогнул. Кто-то резко прошептал:

– Пайк-сан пэй-лайк![86] Пайк-сан пэй-лайк!

Флори тут же обернулся.

– Пайк-сан пэй-лайк!

В тени огненного дерева стояла женщина. Это была Ма Хла Мэй. Она опасливо вышла на свет, всем своим видом внушая враждебность и сохраняя дистанцию, словно боялась, что он ударит ее. Лицо, сильно набеленное, в лунном свете казалось страшным и злым, точно череп.

При взгляде на нее Флори оторопел.

– Какого черта ты здесь делаешь? – сказал он злобно по-английски.

– Пайк-сан пэй-лайк!

– Какие еще деньги? О чем ты? Чего ты так ходишь за мной?

– Пайк-сан пэй-лайк! – повторила она громко. – Деньги, что ты обещал мне, такин. Ты сказал, что дашь мне больше денег. Я хочу сейчас, немедля!

– Откуда я их дам тебе? Получишь в следующем месяце. Я уже дал тебе сто пятьдесят рупий.

Увидев его тревогу, она снова заголосила:

– Пайк-сан пэй-лайк!

И еще несколько подобных фраз, срываясь на крик. Казалось, она была на грани истерики. Она ужасно расшумелась.

– Тише ты! Услышат в клубе! – воскликнул он и тут же пожалел об этом.

– Ага! Теперь я знаю, чего ты боишься! Давай деньги немедля, или закричу на помощь, и все сбегутся. Быстро, сейчас же, или кричу!

– Сука ты! – сказал он и шагнул к ней.

Она проворно отскочила в сторону, сдернула туфлю и замахнулась на него.

– Быстрей! Пятьдесят рупий сейчас, остальное завтра. Выкладывай! Или так закричу, что на базаре услышат!

Флори грязно выругался. Не время было для подобной сцены. Наконец он достал бумажник, в котором оказалось двадцать пять рупий, и швырнул их на землю. Ма Хла Мэй набросилась на деньги и пересчитала.

– Я сказала, пятьдесят рупий, такин!

– Откуда я их тебе дам, если у меня их нет? Думаешь, я с собой ношу сотни рупий?

– Я сказала, пятьдесят рупий!

– Ой, да пошла ты! – сказал он по-английски и оттолкнул ее.

Но злодейка не отставала. Она шла за ним по дороге, точно бродячая собака, и кричала:

– Пайк-сан пэй-лайк! Пайк-сан пэй-лайк!

Она не унималась, видимо, думая, что от ее криков деньги возникнут из воздуха. Флори шел быстрыми шагом, отчасти чтобы увести ее подальше от клуба, отчасти надеясь отвязаться от нее, но было похоже, что она намеревалась идти за ним до самого дома. Довольно скоро у него лопнуло терпение, и он обернулся.

– Пошла вон сейчас же! Если не отвяжешься, в жизни не получишь ни единой анны.

– Пайк-сан пэй-лайк!

– Дура ты, – сказал он, – чего ты этим добьешься? Откуда я тебе дам денег, если у меня нет ни пайсы?

– Еще кому скажи!

С отчаянным видом он стал рыться в карманах. Он был до того измотан, что отдал бы ей что угодно, лишь бы она отвязалась. Нащупав портсигар, золотой портсигар, он вынул его.

– Вот, если дам тебе это, уйдешь? Сможешь заложить его за тридцать рупий.

Ма Хла Мэй как будто задумалась и сказала хмуро:

– Давай.

Он бросил портсигар на траву у дороги. Ма Хла Мэй подобрала его и отскочила подальше, засовывая за пазуху, словно боялась, что Флори отнимет его. Он направился к дому, благодаря бога, что больше не слышит ее голоса. Этот же самый портсигар она украла у него десять дней назад.

У ворот он оглянулся. Ма Хла Мэй все еще стояла у подножия холма, серая фигурка в лунном свете. Она смотрела на него, как собака смотрит издали на подозрительного незнакомца. В этом было что-то жуткое. Флори снова подумал, как и несколько дней назад, когда получил от нее письмо с угрозой, что такое поведение совсем не похоже на Ма Хла Мэй. Он никогда не считал ее способной на такое коварство, словно бы кто-то ее подстрекал.

18