Дневник наркомана

     Слова Мейзи ставили меня в  тупик.  Поразительно, но всем известно, что она  была  влюблена в  Бэзиля,  любит  и будет любить  его  вечно.  Как  так выходило, что она в состоянии  говорить о другой женщине, которая тоже любит его, без ревности и, судя по  всему,  без  зависти. Вероятно все-таки правду говорили о грандиозной  силе его гипноза,  с  помощью которой  он держал  их беспомощных,  расставленных  как  множество  писем  в картотеке в алфавитном порядке. Однако Мейзи буквально пузырилась  энергией  и радостью, и было  бы абсурдно думать о ней, как о жертве вампиризма.

     Я спросила ее об этом в упор.

     -  Моя  милая Лу,  -  рассмеялась Мэйзи, -  ну не будь до такой степени дурочкой! Мое Желание - петь... А Желание Лалы  помогать Бэзилю в его работе - с чего-бы  нам враждовать?  Откуда взяться дурным чувствам?  Она  помогает мне,  помогая ему помогать мне; и я ей помогаю,  демонстрируя, как его Закон помог мне,  и способен помочь другим. Мы - лучшие в мире подруги, Я и  Лала; да и могло ли быть иначе?

     Ну конечно она сама совершала столь очевидно невозможный подвиг. Ведь в представлениях обывателей о  Бэзиле и его  окружении все  перевернуто  вверх дном.  В  то  же  самое  время  нельзя  отрицать, что результат поразительно впечатляющий и над  ним стоило  поразмыслить. Я  вполне могла бы понять  его идею развития  человечества  в  некую  новую  породу, наделенную  небывалыми способностями,   и   навсегда   отбросившее   старые   страхи,  суеверия   и дорогостоящие капризы.

     Я бы не  вынесла такое и две секунды. Мэйзи  отказалась и от  себя и от него, и  все же обладала и  собою, и им; Я льнула к нему и себе, и  потеряла обоих - потеряла навек! Я встала, чтобы уйти, и прежде чем выйти на улицу, я осознала с безутешным отвращением и отчаяньем степень моей деградации, моего проклятья; и я подавила  отчаяньем мою извращенную гордость за мою  страшную судьбу, и возрадовалась,  когда  ужасный  героиновый голод  снова дал о себе знать,   глодая  мои  внутренности.  Я  облизнула  губы  при  мысли,  что  я направляюсь к человеку, которого так разрушила моя любовь -  и меня вместе с ним.

     Для начала,  больше никаких дневников  - почему это я  должна  обнажать себя ради Царя Лестригонов?  "Каждый след  его шагов вымазан кровью", -  как сказала однажды Гретель. Да, в неком инфернальном смысле ему удалось сделать меня  одной  из его  жертв. "Что  же, ладно,  ты получишь достаточно  слов в магическом дневнике, чтобы дать тебе знать, что я вырвалась из твоих клещей; я буду  заносить  в него только те вещи, которые будут говорить тебе,  как я тебя  ненавижу,  как я  сумела  тебя перехитрить - и ты прочтешь  их  только тогда, когда моя Мертвая Душа получит Мертвое Тело себе подстать".

     14 сентября

     Я  ожидала  застать  Питера  дома;  жаждущего узнать,  удалось  ли  мне выклянчить  что-нибудь у  МакКолла. Вместо этого он явился после двенадцати, накачанный шампанским и - СНЕЖКОМ!

     Черт возьми, какой удачный день!

     В нем так и кипела страсть, он схватил меня точно ястреб.

     - Ну что, старина, - заорал он, - с МакКоллом все удачно?

     Я извлекла мой сверток.

     - Ура, все наши беды позади!

     Мы откупорили наши три последние бутылки  шипучего, чтобы отпраздновать событие,  и  он  угостил  меня кокаином.  И  я еще  думала,  что  мне это не нравится! Да это лучшее из веществ на свете. Нюх левой, нюх правой и большой холмик прямо на язык, но и это еще не все.

     - Я  расскажу тебе, что было неправильно, -  сказал  Питер  утром. - От кого можно ожидать здравого поведения в подобном  месте? Я понял, в чем  тут дело. Больше мы не будем голодать. Мы  отправляемся в Барли Грандж и устроим себе второй медовый месяц. Ты - моя жимолость, и я - твоя пчелка.

     Он распахнул дверь  и крикнул служанке, чтобы паковала  наши вещи, пока мы сходим позавтракать, и пусть приготовят счет.

     -  Что за инфернальные  мы дураки, -  восклицал Питер, когда  мы шли по улице,  точно  на  парусах,  в  сторону  "Глицинии",  где  подают  настоящий французский кофе, и настоящий английский бекон.

     Мы посмотрели на себя  в высокое  зеркало.  Было видно,  как  сильно мы болели, но все это миновало.

     Решимость и  уверенность  в  себе  возвратились, а с  ними и  любовь. Я чувствовала, как любовь смешивается с  моей  кровью в бурном  потоке, словно воды Роны и Арва в Женеве.

     Мы заглянули в  магазин и с ходу купили автомобиль. В  поместье уже был один, но мы хотели гоночный.

     Мы  доехали до  Грик-Стрит, утопая в  восторге. То было  ясное, свежее, осеннее утро, все вновь обретало свои  оттенки. Зима не наступит  никогда. И ночь существовала лишь как бэкграунд для звезд и Луны, да еще, чтобы служить декорацией к нашему райскому аду.

     17 сентября