Дневник наркомана

     Грандж, определенно, лучший дом на свете. Правда есть один изъян. Мы не желаем  видеть  гостей. Сельское  общество  по-своему  ничего;  но  тигры не охотятся  стаями, особенно в  медовый  месяц. Поэтому мы  пустили по  округе слух,  что  хрупкое  состояние  моего  здоровья  не  позволяет нам принимать гостей. Довольно очевидная ложь, если учесть на какой скорости мы прикатили. Гидроплан тоже вернулся из Диля, но мы совсем на нем не летали.

     Петушок  выдвигал  разные доводы, но  все  они  были неубедительны.  Мы хохотали над их абсурдностью. Но правда заключалась в том, что он нервничал.

     Мы этого не стыдились. После того, что он сделал, он  мог сложить весла и отдыхать.  Разумеется  все это было временно. Мы довели себя  до гниения в этом  чокнутом,  болезненном  месте  на  Грик-Стрит.  Нельзя   было  ожидать возвращения в отличную форму за какую-то неделю.

     И  кроме  того, мы  не  хотели  перевозбуждаться.  Нам  хватало  других способов. Мы обнаружили, что можем видеть духов. Бэзил, этот осел, постоянно твердил  об  опасностях магии,  о предосторожности,  о научных  методах и  о прочей  чуши! Да  мы  видим  больше демонов  и  духов каждый день,  чем  ему довелось за десять лет. Их совсем нечего бояться. Я не  прочь увидеть самого Старого Джентльмена. Я бы...

     18 сентября

     Одним дождливым днем мы отыскали в библиотеке книгу. В ней говорилось о том, как заставить Дьявола появиться.

     Дедушка  Петушка был  в  этих  делах  дока.  В северной  башне  имеется комната, где он проделывал свои трюки.

     Мы  поднялись  туда  после  обеда.  Там все  было  более  или  менее  в нетронутом виде. Дядя Мортимер не заботился о каких-либо переменах.

     Об этой комнате  существовала также  и легенда. Во-первых,  дедушка был дружен  с  Бульвер-Литтоном.  Мы  обнаружили  там  первое  издание "Странной Истории" с дарственной надписью.

     Литтон  выбрал деда прототипом для Сэра Филиппа  Дерваля,  белого мага, которого убивают. Об этом он сам написал в предисловии к этому изданию.

     Все это было очень жутко  и волнующе. В комнате имелось множество самых странных  предметов.  Там  был  стол,  расписанный  загадочными рисунками  и буквами,  а также огромный  меч  с рукояткой-крестом; два серебряных месяца, разделенные  двумя  же  медными  сферами,  и третий, как эфес... Лезвие было обоюдоострое, с выгравированными арабскими или еще какими-то словесами.

     Коки начал ими размахивать. Нам показалось, что вспышки света исходят с острия, сопровождаемые гудением и треском.

     -  Возьми  это, - предложил Коки,  -  в  нем есть  что-то подозрительно дьявольское.

     Я взяла  меч из  его  руки. Конечно,  это  был лишь  мой каприз, но мне показалось, что он совсем не имеет веса, и  по моей руке до  плеча пробежала странная дрожь.

     Еще там была золотая чаша с рубинами вдоль края. Тоже с надписями.

     И еще - маленький жезл из черного дерева с изогнутым пламенем на конце; три языка - золотой, серебряный, и из металла, ранее нами невиданного.

     Далее шли рядами старинные книги, большей частью на латыни, греческом и еврейском.

     Высилась алебастровая статуя Ганеши, слоновьего божества.

     - Вот то самое место, - вымолвила я, - где вызывают дьявола.

     - Отлично, - ответил Петушок, - но как насчет чертовки для меня?

     -  О, если я не гожусь, -  сказала я, - тебе лучше выдать мне недельное жалованье вместо предупреждения.

     Мы оба хохотали как безумные.

     В  комнате было нечто,  отчего у нас кругом пошла голова. Мы  принялись бороться и целоваться друг с другом.

     Хорошо  смеяться  над магией,  но  в  конце  концов  определенные мысли вызывают  определенные  явления, и  мысль  может  начать  работать, если  вы подумали ее в месте, подобном этому...

     (Дневник  Леди  Пендрагон прерван в  этом месте примечанием, написанным

позднее рукою Мистера Бэзиля Кинга Лама. Изд.)

     Лу,  чорт  ее  возьми,  все  понимает  правильно.  Она  заставила  меня вспомнить  об Анатоле  Франсе - La Rotisserie de la Reine Pedauque  - старый Куаньяр был предупрежден Розенкрейцером не произносить вслух имени "Agla", и в момент, когда он  его все-таки  произнес, у кареты  отвалилось колесо, что привело в дальнейшем к его гибели от руки Моисея.

     Опять  же,  все предсказания Розенкрейцера  сбылись; он и  сам попал  в огонь, подобно Саламандре, которую вызвал. Он смотрит на собственную смерть, как на венец своей карьеры - развязку, ради которой он трудился.

     Анатоль  Франс,   в  действительности,  пишет  так,  как  будто  теории Розенкрейцеров верны, хотя его рассудок суетливо  разоблачает на каждом шагу абсурдность магии.