Дневник наркомана

     Однако все они соглашались по  двум пунктам;  избавиться  от привыкания своими усилиями  не  в  человеческой возможности.  В  лучшем случае, надежда прискорбно мала. Единственный шаг - "лечение" в клинике. И еще они приводили очень подробные детали ужасов и опасностей  этого процесса. Терапевт, по  их словам, должен закалить свое сердце от проявления любых человеческих чувств, и беспощадно отказывать в настойчивых просьбах пациента. И он всегда  должен стоять наготове со своим шприцом в случае неожиданного коллапса, угрожающего жизни.

     Есть  три  принципиальных метода  лечения: бросить  наркотик  сразу,  и положиться на  выживание  пациента;  затем следует  долгий  и  скучный метод уменьшения  ежедневной  дозы.  Это  вопрос  месяцев.  В  течение всего этого времени агония пациента продолжается  в разбавленной форме.  Это выбор между погружением в кипящее масло и тем,  чтобы  тебя опрыскивали им каждый день в течение неопределенного периода. И еще есть промежуточный метод, при котором ежедневная  доза  сокращается  серией скачков.  Как  сказал  Питер,  человек приговорен  к  тому,  чтобы  его  нерегулярно пороли, не зная  точно  когда. Человек будет жить в  состоянии мучительного  ожидания,  которое,  наверное, станет самым морально болезненным, по сравнению с любым из других способов.

     Во  всех  этих  случаях  не  было  ни  намека   на  истинное  понимание действительной ситуации, ни единой  попытки устранить первоначальные причины привыкания; и все авторы  признавали, что  лечение только  временная мера, и что пациенты, как правило, возвращаются к старым привычкам.

     Создавалось  тревожное  впечатление,  что  пациент  не  может  доверять честности доктора. Некоторые из них  открыто защищали свое  право обманывать пациентов, вкалывая им чистую воду. Другие руководствовались системой давать посторонние лекарства вместе с разрешенной  дозой,   с   преднамеренной установкой сделать пациента настолько больным, что ему лучше бы было вынести пытки воздержания, нежели те, что изобрел его лечащий врач.

     Я чувствовала  также,  что  если отправлюсь  в одно  из  таких мест, то никогда  не  узнаю,  какую  следующую  шутку  они  надо мной  сыграют.  И не распознаю все эти жестокие неуклюжие ловушки, расставленные  невежественными и бездушными  шарлатанами. Я начала  понимать всю глубину зависти, с которой обычный терапевт упоминает о торговцах вразнос патентованными средствами и о представителях Христианской Науки.

     Они  были  знахарями, которым правительство  выдало  лицензию  пытать и убивать за  хорошие деньги. Они  охраняли  свои прерогативы с такой яростью, потому что осознавали свое собственное  невежество  и некомпетентность; если жертвы  выведут  их на чистую воду, их шарлатанское сословие будет стерто  с лица земли.  Они  постоянно пытаются расширить свою  тиранию. Они добиваются принятия новых законов, вынуждающих  всех, больных или здоровых,  ограничить себя пределами вивисекторского стола, где вырезают  некий существенно важный орган  тела.  И им  еще  хватало  наглости  рассуждать о  причинах.  Они  не понимали,  в  чем  суть  привыкания! По их мнению  каждому  следовало ввести инъекции всех  видов омерзительных сывороток  и вакцин,  чтобы  защитить  от некой гипотетической болезни, которую они жаждали обнаружить...

     Последние  три дня были  слишком  муторными.  Впервые  я  почувствовала необходимость писать, и  меня по-прежнему  подмывало изложить на бумаге  эту отвратительную и роскошную сцену, когда нашу любовь прорвало, как абсцесс. В ней  присутствовали  все   старые  фантастические  черты,  но   они  приняли дьявольские    очертания;    мое   же   сознание   пребывало   в   состоянии неопределенности. Мы захлопнули медицинские книги с содроганием, и выбросили их  из окна на улицу. Собралась небольшая толпа; книги подобрали и  прохожие начали обсуждать, как  с  ними  надо  поступить.  Мы осознали опрометчивость нашего гнева. Нам  не следовало привлекать к себе внимание! Мы запахнули эти вонючие и грязные занавески и зажгли свет.

     Наша  реакция  на прочитанное  была  потрясающей. Мы сравнили спокойную уверенность Царя Лестригонов с недовольным карканьем "властей".

     Петушок подвел итог цитатой.

     "Каркнул Ворон: "Никогда!""

     Наши мысли  ходили ходуном,  то  налетая,  то  откатывая  прочь, словно разгневанное  море, ворвавшееся в пещеру. Эти три дня были озарены  вспышкой колебаний и сомнений. Мы решили  прекратить принимать Г.;  и память о письме Лама напоминала веревку,  которую  держит  надежный,  заслуживающий  доверия альпинист для новичка на осыпающейся скале.

     Если  бы  только  мы  могли  на  что-то  положиться! Однако,  наши  умы захлестнуло паникой.

     Эти проклятые трусы от  медицины! Эти  напыщенные  пророки  зла! Каждый раз,  когда мы  возвращались  к решению остановиться, они сбрасывали нас  со скалы.

     "Это за пределами сил человеческих".

     Но они знают, с  какой  стороны  мазать маслом  свой хлеб.  И  их  игра состоит в том, чтобы обескураживать доверчивых простофиль.