Дневник наркомана

     Тон  его голоса  был скорбный, как  будто его планы  оказались серьезно расстроены. То был еще один его трюк,  часто сбивавший людей  с  толку.  Мне подсказали, что он имеет в виду, сверкающие глаза Лу.

     Тогда я и  испытал колоссальный шок, осознав, что это  означает. Я тоже подошел к таблицам с таким любопытством, точно никогда их раньше не видел.

     Не нужно было обладать познаниями в математике, чтобы изложить ситуацию понятным  языком. За  последние тридцать шесть часов  крестики  сгрудились в нескольких местах, оставив  зияющие пустоты. Иными словами  невоздержанность перестала проявляться регулярно. Я смотрел на таблицу, как будто передо мною был призрак.

     Лам повернул голову с  подозрительной  улыбочкой  и  посмотрел на  меня свысока. И  вымолвил тут это необычное слово: "Kriegspiel". [Военная игра - нем.]

     Он застал меня врасплох. О чем,  гром и молния, толкует этот человек? И затем уже, мне  мало-помалу  стало ясно, что существует аналогия между  этим графиком и расположением частей на поле боя. Это стало очевидным, как только я уловил этот образ.

     Пока войска равномерно  размещены  вдоль линии фронта, это  лишь  время окопного противостояния. Великие  победы невозможны при таком положении дел, как  и  великие  поражения.  Но  если  войска  скопились в  удобных  точках, собранные   в  крупные  подвижные  подразделения,  становится  возможным  их широкомасштабное уничтожение.

     Когда  английское каре  прорвано, истребление его защитников происходит не от снижения боевой мощи каждого отдельного солдата; его военная  ценность не уменьшается от  потери нескольких человек в разгар атаки. Оно  становится никчемным, потому что его регулярное устройство было приведено в беспорядок.

     -  В битве при Ватерлоо, - сказал Царь  Лестригонов,  отходя от стены и возвращаясь  к  своему  кофе,  -  Наполеон  послал  вперед  Старую  Гвардию. Несколько минут спустя он воскликнул: "Они смешались!" И в отчаянии поскакал с поля боя. Ему не было надобности дожидаться, когда их разобьют.

     Дыхание  Лу сделалось прерывистым и  шумным. Суть  тактики нашего друга была ею понята.

     Мы выглядели  ужасающе больными; как раз в этот момент мы по-настоящему мучились  от  героиновой  потребности,  но  нас  смущало  присутствие  Мейзи Джэкобс.  Мы не хотели  принимать наркотик при ней. И все-таки мы знали, что одержали  победу. Остальное было делом недель, быть может месяцев; нам  было все равно. Мы  были  довольны, освоив принцип  этого  явления. Теперь  будет легче атаковать кучки этих крестиков, понемногу их устраняя.

     Царь Лестригонов попросил Мейзи спеть. На наше счастье в комнате стояло пианино  "Бэби-гранд".  Лам  уселся за него и принялся ей аккомпанировать. Я следил  за работой  ума  этого  человека,  точно  завороженный. Я все  время чему-то у него учился.

     К примеру этот  последний  его  поступок.  Мы не  могли выйти  в  нашем состоянии  на улицу, поэтому  певица явилась позабавить нас взамен. А заодно он  хотел  развернуть Мейзи  к  нам спиной, чтобы  она  не  видела,  как  мы принимаем героин.

     Нам  его  и в  самом деле страшно не хватало;  и все же  - как необычна природа!  -  нам  было не  менее  стыдно принимать его тайно, чем когда, еще совсем недавно, мы принимали его в открытую.

     Эта догадка молнией поразила меня.

     Как уже говорилось, Лу и я, имели привычку скрывать  эту процедуру друг от  друга,  даже  когда  были  вместе. Нам  хотелось делать  вид,  будто  мы употребляем не  так  много героина, как было в действительности. Нет в мозге такой нездоровой причуды, которую бы не развивало употребление наркотиков.

     А Мейзи,  тем  временем, распевала  своим глубоким  контральто  одно из самых изысканных творений  Верлена в  английском переводе:  "На приглушенных струнах".

     - Calm in the twilight of the lofty boughs
     Pierce we our love with silence as we drowse;
     Melt we our souls, hearts, senses in this shrine,
     Vague languor of arbutus and of pine!
     - Half-close your eyes, your arms upon your breast;
     Banish for ever every interest!
     The cradling breeze shall woo us, soft and sweet,
     Ruffling the waves of velvet at your feet.
     - When solemn night of swart oaks shall prevail
     Voice our despair, musical nightingale!