Дмитрий Донской

Кирилл пошел к Олегу. Февральский снег слепил глаза, налипал на выпушку полушубка. Пахло морозцем, и радостно было дышать.

Он обогнал обоз, медленно поднимавшийся в город. Дымившие от натуги лошади терпеливо шагали по ступенькам, выбитым копытами по горе. Ноги у лошадей стали лохматы, а бока обросли длинной шерстью: зима!

В глубоких санях везли плоские желтоватые камни.

Один из мужиков, запрокинув шапку над красным взмокшим лицом, радостно обернулся к Кириллу:

– Вот, батюшка, везем.

– Камень, что ль?

– Везем, везем! Крепкая Рязань у нас будет.

– Доброе дело.

– Да вот потеплело не ко времени. И нонче-то уж тяжело везти, а так день-другой постоит – не вывезешь.

– Может, бог даст, захолодает.

– Дал бы бог: дело нужное.

На горе, в городе, уже разгружался другой обоз. Укрывшись в глубокий тулуп приказчик кричал:

– Ровняй, кобель! Как кладешь, анафема?

Мужики старались, сбивая до крови руки об острые углы камней.

Завидя Кирилла, приказчик смолк и низко поклонился: знали, что мастер идет, великого князя зодчий.

Олег жил в небольшом бревенчатом тереме. В низкой комнате темнели ордынские ковры по стенам, будто княжеских богатств ни меч, ни пламень истребить не может. Олег сидел с Бернабой, когда впустили Кирилла. Он привык к генуэзцу: требовал рассказов об Орде, о Мамае, о дальних странах, и Бернаба служил князю усердно, а к Кириллу благоволил.

– Время к весне, – сказал Олег. – Пора думать, как камень класть будем.

– По всему ль городу сразу? – спросил Кирилл. – Может, с башен начнем?

Олег промолчал. Потом, будто в раздумье, полюбопытствовал:

– Где б ты думал поставить мне терем? Тут будто шумно – от площади недалеко. Мне б где-нибудь потише место выбрать.

– А на углу, над Трубежом, высокое место. Оттуда и Оку видать.

– Ты мне обскажи, как ставить терем. Чтоб, как уговорились, хорош был.

– Как у патриарха на Босфоре поставим.

– Так гляди: завтра спрошу. Обмысли.

– Сделаю, княже.

Ранние сумерки уже погасили свет в маленьких окнах. Зажгли свечу, у икон теплились лампады. Нежный туманный и теплый свет наполнил горницу.

Когда Кирилл собрался идти, Олег сказал:

– Людям скажи, чтоб камень везли в тое место, где ты покажешь складывать.

– Да ведь там, где кладут, башни станут. Чего ж его с места на место переволакивать?

– Пущай переволокут. Об башнях разговор в другой раз будет.

– Велю, княже. Пущай.

Бернаба прошел с Кириллом в сени.

– Ты не гневись, Кирилле. Все недосуг до тебя зайти. Андрейка растет?

– Да что ему подеется! Балует.

– Снеси ему.

Бернаба дал золотое яблоко, покрытое толстой, как у кабана, кожей.

– Отколь сей плод?

– С Орды князь получил.

– С Орды?

– Он уж с Покрова с Мамаем перекликается. Дружбу завести норовит. Сам в Орду ехать хочет.

– Чего?

– Силу за ней чует. Мамай заколол хана Махмета. Вроде хана стал.

Слыхал?

– Сам?

– Теперь у Орды – сильный хозяин.

– А ты об нем не заскучал?

– Я – Олегов. – Хитришь… Теперь Олег уж не под татар ли стать думает?

– Да если б великим князем остаться, то и под Ордой бы сел.

– Не твои ль в том хлопоты?

– А ты сей разговор забудь.

– Может, ему ордынским обликом терем удумать? Я таких строек не строил.

– Строй, как уговор был. Ему и Византия снится.

– Гляди сам. Чтоб потом не перемышлять.

И уже пошел было, да спохватился:

– Слышь, Бернаба!

– Что ты?

– Чего ж это он терем ставить прежде башен выдумал? Со стен бы начать, город крепить, а с теремом успелось бы.

– А ты ставь, как велят. Ты весь – в его милости. Нечего поперек идти.

– Ой, не твои ль тут хитрости?

– А мне чего хитрить? Олегу служу, об его удобстве забочусь.

Кирилл пошел по темному городу. В окне у великого князя по-прежнему светлым туманом горел огонь. Захолодало, дул студеный ветер, небо вызвездило, сапоги скользили по оледенелым тропкам.

На площади пылал костер.

Вокруг костра сидели, укутавшись в тулупы, мужики, невдалеке под дерюгами и армяками стояли выпряженные лошади.

– Ночевать, что ль, тут удумали?

– А где ж? Прежнего-то города не стало: где и есть двор, под гостями али под монахами занято.

Другой примирительно сказал:

– Да нонече ночь, не сказать, что студена. Студеней того видывали.

Кирилл подошел к огню ближе, чтоб поглядеть приказчика и передать ему Олегов наказ. Один из мужиков обратился к белобородому крестьянину, усердно жевавшему корку беззубым ртом.

– Ты, дедок, сулил сказки сказывать.

– А морозно.

– Ежели длинна будет, мы по снежку попрыгаем, опять слушать подсядем.

– Да не. Длинную в тепле хорошо говорить. А тут другие надобны.

Все смолкли. Старик выплюнул корку на ладонь и всунул ее в карман.

Отодвинул овчину от лица и, оборотясь к огню, сказал: