Для каждой вещи срок и время (ЛП)

Мельбурн моргает. Как бы ему ни хотелось, как ни требует каждая клеточка его тела, каждая частица его души сесть в грузовик и ехать в госпиталь… нельзя. Его место сейчас здесь. Нельзя так явно выдавать свои эмоции.

— Ясно. Держите меня в курсе. Мне нужны регулярные сводки. — Палмерстон кивает. — Кто-то должен телеграфировать Леопольду, когда у нас будет больше информации.

— Есть, сэр.

В лагерь он возвращается только через несколько часов, и несмотря на полученные сообщения о том, что она поправится, что у нее сломаны кости и имеются другие ранения, он велит водителю высадить его у госпиталя. Врач говорит (они стоят на приличном расстоянии от ее палаты, так что он ее не видит — он просто не готов сейчас видеть ее такой, и уж точно не перед врачом), что она спит под успокоительным, что у нее скверные переломы руки и ноги, а также огромное количество порезов и внушительных ссадин, но, при условии отсутствия осложнений от раны на голове и прочих сюрпризов, ожидается полное восстановление. «Она надолго выбыла из строя, генерал. Я бы сказал, месяца на два, как минимум», — предупреждает доктор. Мельбурн кивает.

Она жива. Она поправится.

Он предупреждает доктора, за что тот ему крайне благодарен, о возможном визите сверху, и на автопилоте бредет в свой кабинет.

Нельзя сейчас об этом думать. Нужно закончить зачистку, связаться с другими генералами, укрепить позиции в городе и окрестностях. Он отодвигает мысль о ней, лежащей без сознания всего в пятистах футах от него, и сосредоточивается на других мыслях. Поскорее закончить проклятую войну.

Чуть погодя он слышит от двери голос Леопольда.

— Мельбурн, — зовет тот и выходит на улицу. Чувствуя на себе взгляды всех присутствующих офицеров, Мельбурн с тихим вздохом выходит следом. — Я ездил навестить племянницу, — начинает Леопольд. Мельбурн кивает. — Она под успокоительным, но врач прогнозирует полное восстановление.

Мельбурн кивает, насупившись.

— Да, сэр. Мне было сказано то же самое.

— Она некоторое время будет непригодна к службе.

— Да, сэр.

— Я считаю, что в интересах ее отряда и самой Виктории будет перевести ее из вашего лагеря на время восстановления.

Он должен был этого ожидать, и всё же слова Леопольда бьют его прямо под дых.

— Это решать ШМО, а не мне, сэр, — выдавливает он.

— Я в курсе, генерал. Я лишь ставлю вас в известность — из вежливости.

— А капитана Кент вы в известность поставили? — колко спрашивает он. Леопольд щурит глаза. Обоим прекрасно известен ответ на этот вопрос: за последние сутки Виктория не приходила в сознание больше, чем на несколько минут.

— Я поговорю с ней, когда она будет готова. — Мельбурн кивает. Ее реакцию он знает заранее.

Впрочем, пусть ему мучительно будет ее отпускать, пусть она его за это возненавидит, тут он на стороне Леопольда. Понятно, что она профессионал, понятно, что это был ее выбор, и он не принудит ее ни к чему, чего она не желает делать, но он просто не сможет. Еще раз — не сможет.

— Думаю, капитан Кент выразит некоторое недовольство, — говорит Леопольд. Недовольство — это мягко сказано.

— Капитан Кент — образцовый офицер. Она повинуется приказу, — отвечает Мельбурн. Леопольд косится на него.

— Да.

***

К концу недели она наконец приходит в себя, и ее можно навещать. Он одновременно и жаждет, и страшится встречи с ней.

Зайдя за прикрывающую ее койку ширму, он обнаруживает ее лежащей неподвижно, с закрытыми глазами. Решив, что она спит, он просто пользуется моментом, чтобы просто осмотреть ее.

Одна рука открыта и вся в багровых ссадинах, кожа вокруг одного глаза синевато-лиловая от удара лицом оземь. Скверная царапина на щеке. Но рука, которой она прикрылась, похоже, приняла на себя основной удар, потому что в остальном ее лицо в порядке. Мельбурн испускает судорожный вздох. По одной этой руке можно догадаться, как выглядит все остальное.

На волосок от… На тоненький-тоненький волосок.

Но тут она начинает шевелиться — кажется, услышала его.

— Капитан, — произносит он тихо. Она осторожно поворачивает голову на подушке и улыбается ему, и грудь его проседает от облегчения и любви. — Рад видеть вас в сознании, — улыбается он, садясь на стул рядом с койкой. Рад видеть тебя живой. — Как вы себя чувствуете?

— Мне дали морфия, — слабым голосом отвечает она. Он кивает, улыбаясь. — Морфий помогает.

— Рад слышать.

— Дядя приходил, — добавляет она. Мельбурн опускает глаза.

— Да.

— Он сказал, что запросит в штабе мой перевод. — Отчаяние сквозит в ее голосе. — Но я не хочу, — шепчет она. На подушку с щеки соскальзывает слеза.

— Знаю, — ласково отвечает он. — Но вам тут нечего делать до выздоровления.

— Я могу принимать участие в планировании операций, — спорит Виктория. — Гарри может руководить.

Он улыбается мимолетной грустной улыбкой.

— Гарри лейтенант.

— Его могут повысить, — не сдается она. Он смотрит ей в глаза, пока она не отводит взгляд. — Вы считаете, что мне нужно уехать, — с горечью бросает она.