Для каждой вещи срок и время (ЛП)

— Не следовало так говорить, потому что это не должно быть правдой! — восклицает она.

— Это и не правда. Теперь уже не правда, — говорит он, глядя ей в глаза. — Прошедший год напомнил мне, за что я сражаюсь. — Он судорожно втягивает воздух в легкие. — Вы мне напомнили.

Она смотрит на него, не моргая с секунду, а потом делает глубокий вдох и сразу выдох, и он запоздало замечает решительный блеск в ее глазах.

— Я думаю, что вы меня любите, — произносит она, чуть задохнувшись, но в голосе ее он слышит уверенность. Он смотрит в пронзительные голубые глаза.

— Да, — тихо признает он. Нет смысла изворачиваться, врать ей было бесполезно. Она уже знала.

— Я люблю вас, — ее шепот ломает в нем что-то.

— Знаю, — шепчет он тоже, не доверяя своему голосу. — Зря.

— Знаете, я устала слышать чужое мнение о том, что мне следует делать со своей жизнью вне Британских вооруженных сил, — говорит она. Он закрывает глаза и чувствует вдруг осторожное прикосновение ее руки к своей щеке, ласково скользнувший по его скуле палец. У нее такие теплые, мягкие руки — ему бы оттолкнуть ее, но он так отчаянно этого желал, он так жаждал ее прикосновения, ее любви… и потому он накрывает ее маленькую ручку своей ладонью. — Пожалуйста, — шепчет она.

Прерывистый вдох. Он открывает глаза. Она уже так близко, и предательский разум, соучастник сердца, напоминает, что они стоят в дверном проеме офицерской столовой, и других возможностей у него может не быть. Он быстро озирается вокруг: никого. Никого, кроме них двоих.

— Сейчас Рождество, и наш уголок ада, кажется, замерз, — медленно произносит он, поднимая глаза. Он наблюдает, как она следует его примеру, и невольно улыбается, видя ее разинутый рот и порозовевшие щеки. Она опускает голову, упершись взглядом ему в грудь, но наконец набирается смелости заглянуть ему в глаза — всё это за какие-нибудь пару секунд. Ее рука, только что лежавшая на его щеке, опускается ему на грудь.

— Совсем замерз, — соглашается она, украдкой посмотрев на краешек его рта, и он, подойдя к ней вплотную, прижимается губами к ее губам. Они мягкие и теплые, несмотря на холод, но мгновение спустя он отрывается от них, чтобы взглянуть на нее. Виктория моргает, и уголки его губ слегка приподнимаются: такой ошеломленной она выглядит. Он-то наверняка выглядит как всегда.

Она снова бросает взгляд на его рот, и рука ее скользит от его груди к шее и притягивает его вниз, требуя нового поцелуя, и он более чем счастлив повиноваться. Он и забыл, как это прекрасно — целовать кого-то, кто тебя любит.

Наконец он отстраняется, прижавшись лбом к ее лбу, нежно поглаживая ее плечи. Она прижимает ладони к его груди.

— Я решила, что омелу можно оставить, — говорит она.

— Вот оно, праздничное настроение, — усмехается он. Она хихикает. Сердце оглушительно колотится в его груди.

Ей это не понравится, но по-другому никак. Он генерал, она капитан, и пусть она формально не у него в подчинении, такие отношения не поощряются. Это опасно. Это неразумно. И да поможет им Бог, если об этом узнает ее дядя. Или ее мать.

Но против компромисса она возразить не должна.

— Сейчас еще не время, — говорит он осторожно. Она отстраняется и кивает.

— Подождем, — объявляет она. В голосе ее едва заметно сквозит страх, и его лицо смягчается. Разве же он мог бы не ждать ее? Теперь он от нее не откажется — если только она этого не захочет. — И я никуда не поеду, — добавляет она. Он улыбается и, подавшись вперед, запечатлевает на ее щеке нежный поцелуй.

— Думаю, ждать придется недолго, — шепчет он ей на ухо и чувствует, как она дрожит в его объятиях.

***

На следующее утро у нее усталый вид. Неудивительно, если учесть, что расстались они накануне во втором часу утра — зато счастливые. Она замечает его с другого конца столовой, и от ее застенчивой полуулыбки его сердце воспаряет. Он улыбается в ответ и поспешно опускает взгляд, усилием воли придавая своему лицу вид, более приличествующий генералу — которому совершенно точно не следовало накануне долго-долго целовать капитана УСО под омелой, висящей в нескольких футов от этого самого стола, за которым он сейчас сидит.

— С Рождеством, генерал, — окликает его Виктория, и он оглядывается.

— С Рождеством, капитан. Надеюсь, Санта-Клаус вас не обделил?

Ее губы изгибаются в улыбке.

— Санта-Клаусу придется наверстать упущенное, когда всё это закончится, — говорит она, притворно хмурясь, и он против воли улыбается ее дерзости. Офицерская столовая почти переполнена, и хотя все болтают и смеются и просто радуются жизни, за ней всегда кто-нибудь да наблюдает. Он вздергивает бровь. Она закусывает щеку.

После ужина она встает на пороге столовой. Он с любопытством прищуривается, заметив, что Пэджет поглядывает на омелу. Интересно, как она поступит.

— Мэм, — объявляет Альфред, опускаясь на одно колено перед Викторией и протягивая руку. — Поскольку сейчас Рождество, могу ли я просить удостоить меня поцелуя под омелой?