Для каждой вещи срок и время (ЛП)

========== Глава 1 ==========

Нежная зелень лета уступила дорогу бурой ржавчине и апельсиновому золоту осени, которое быстро обернулось скользкой, хлюпающей массой слякоти и мокрой листвы. Но и те унылые краски давно исчезли, утонув в обнимающем лагерь по ночам тумане, за оголившимися деревьями и проплешинами пейзажа, разоренного боевой техникой. Он всматривается в деревья на сером от горьких оттенков надвигающейся зимы фоне. За прошедшую неделю температура значительно упала, и земля под ногами каждое утро преображалась из слякотного месива в заиндевелую скользкую сплошную корку — верный признак скорого снега.

Рановато в этом году, думает он. Ну конечно. Всё ведь наконец пошло по плану — так почему бы не запороть дело небольшим снегопадом в начале ноября?

Снег значит Рождество.

Он отметает мысль в сторону: нет для него Рождества, и ни для кого из его людей тоже нет. У них есть работа, и пусть кажется, что конец войны близок — пусть чувствуется, что наступил перелом — пока еще ничего не закончилось. Им по-прежнему нужно выполнять поставленные задачи, нейтрализовать ключевые цели, освобождать пленных — и всё это имеет решающее значение для успеха Британии. Для успеха всего мира.

Да и что ему, собственно, праздновать?

Интересно, пойдет ли ночью снег, думает он, надеясь, что нет, не пойдет — снег ее команде только во вред. Неурочный снег — значит останутся следы. Да, ее ребята к таким ситуациям подготовлены и знают, что делают, но снег почти всегда осложняет дело, и он беспокоится.

Она врывается в его палатку смерчем — видимо, встреча прошла неудачно.

— Американцы, — ворчит она и практически швыряет папку на импровизированный письменный стол.

— А я-то думал, вы к ним потеплели, — сухо отвечает он.

— Они хотят забрать половину моей команды, сэр! — она почти кричит, и он поднимает брови. — На задание, которое почти наверняка обречено на провал? Ну уж нет!

— Каковы их доводы?

— Например, мы говорим по-немецки лучше них.

Он задумчиво хмурится.

— Они правы, — говорит он. — Удивительно, что они добровольно признают чужое превосходство хоть в чем-то.

Она закатывает глаза.

— Я этого не допущу, сэр.

— Разумеется, мэм.

Она выдыхает, смерив его взглядом.

— Вы знали.

Он пожимает плечами.

— Догадывался. Не за моей же бригадой они явились, — насмешливо произносит он. Она поджимает губы.

— И потом, четверо из моих в ближайшие два месяца уходят на побывку, — говорит она, — и это их первое Рождество за три года. Я их не отзову — разве что сам Гитлер нагрянет!

Она шумно пыхтит. Он кивает. Конфликт ситуации ему понятен: чем дольше они задержатся здесь, тем больше времени будет у нацистов укрепить позиции и отбросить их, мобилизовав оставшиеся крохи сил. Тем больше времени у нацистского командования безвозвратно исчезнуть в лесах.

Но слякоть и дождь, и уже неминуемый снег, и напряжение близкого конца действует на всех: она пробирала его до костей, эта нервная усталость, что сковывала его маленький лагерь. Это была долгая, горькая, изнурительная война, и столько еще нужно сделать. Власть предержащие надеялись, что всё закончится к исходу году, но нацисты капитулировали не так охотно, как им мечталось. Все устали. Всем нужна передышка, чтобы собраться с силами и добить врага до середины следующего года.

Он наблюдает за ней: она сидит за своим импровизированным столом в своей обычной форме и сапогах, разбирая бумаги, роясь в своих вещах и просто создавая шум. Он невольно улыбается краешком губ. Ему так же, как всем остальным, не терпится избавить мир от нацистов и подарить мир разоренному войной миру, в котором они сейчас живут. Он видел беженцев — отчаянные лица женщин и детей, жаждущих тишины, покоя, еды и мира. Она шагала бок о бок с ним, когда они освобождали первый из многочисленных лагерей, когда они только начали постигать истинные масштабы человеческой способности разрушать. Но конец войны означает, что она уедет, вернется в Англию, как и он, и исчезнет из его жизни.

Похоже, война сделала его неописуемым эгоистом, и он ощущает щупальца стыда, вползающие в душу. Бригадный генерал, влюбившийся в кроху-петарду капитана. По правде говоря, стыдно ему за себя только совсем чуть-чуть. Она его единственный лучик света в этой войне, но и этот лучик омрачен тенью смерти, мраком жестокости и обмана.

— А вы бы согласились, сэр? — спрашивает она позднее, когда он уже собирается выйти из палатки.